Электронная Библиотека Порна Сайт (Рассказы для Взрослых 18+)

 Название : Сборник коротких порно рассказов (часть 17)
 Сайт: https://dojki.biz/book/ 
 Жанр: Порно рассказы
 Категория : БДСМ

 Содержание :
 - Лайза
 - Леночка
 - Марина Сергеевна
 - Месть жены
 - Мой папа
 - На поиски приключений
 - Наутро после
 - Наказание
 - Одноклассница
 - Озеро
 - Первая порка в 19лет
 - Первая порка Дашки
 - Письмо
 - Пока меня не будет
 - Порка на двоих
 - Порка от сестры
 - После уроков
 - Потерянный клиент
 - Преступление и наказание
 - Приложитесь в пределах

    Лайза
   --------
Гостиничные бары я всегда терпеть не могла. В них есть что-то, что явно не вызывает у меня желания бывать там. Да и в этот я зашла только ради встречи с боссом. Надеялась, что он, наконец, скажет, что даст мне ту должность, которой я жду вот уже несколько месяцев. С подобными мыслями я и оделась соответствующе. Надела короткое облегающее платье из красного шелка, в нём все мои достоинства особенно заметны. Если наклониться, как надо, то на какой-то момент ему будут видны мои груди. Я улыбнулась сама себе, вспомнив, какие красные кружевные трусики я надела вниз. Они были почти прозрачные, как раз в той степени, что можно догадаться, как хорошо то, что находится под ними, но и не настолько, чтобы терять соблазнительность. О, да, я была готова его встретить!
Было двадцать минут девятого, но он всё ещё не приходил. Это в его стиле: всегда опаздывать и всегда изображать передо мной, будто его время гораздо ценнее чьего-либо ещё. Я хотела этой должности. Я так долго целовала его задницу, что заслужила эту должность. Продолжая сама себя в этом убеждать, я заказала уже второй ромовый коктейль. Стала даже немного психовать, и бармен бросил на меня сочувственный взгляд, словно знал, что мне назначили встречу и не пришли. И вот, когда я, к этому времени порядком уж разозлившись, но пытаясь выглядеть непринуждённо, сидела у стойки и мелкими глотками потягивала свой напиток, в бар вошёл совершенно великолепный парень.
Какой он был, описать трудно. Женщины меня поймут. Будь я там с приятельницей, мы непременно шепнули бы друг дружке, извиваясь и хихикая:
— Боже мой, какой красавчик!
Но я была одна и смотрела на него, затаив дыхание. Открою маленький секрет: при взгляде на этого мужчину я просто намокла. У него был таинственно уверенный в себе вид, но не такой, будто он понимает свою привлекательность и любуется собой, а такой, когда ему всё равно, что о нём думают. Это был высокий загорелый шатен с мускулистой грудью и тёмными пронзительными глазами. На нём были надеты синие облегающие джинсы, а верхнюю часть его тела обтягивала чёрная кожаная куртка.
Я повернулась спиной к незнакомцу и, кажется, смогла побороть своё возбуждение. Сделала вид, что очень увлечена бейсбольным матчем, который показывали по телевизору. Опять стала гадать, соизволит ли показаться здесь мой босс и как долго я ещё должна его ждать. Но мысли всё равно сбивались на того мужчину. Я обратила внимание на его руки. Если б такой рукой, да посильнее шлёпнуть по моей попке, я бы просто оргазм испытала! Ах, да! Я же забыла вам сказать о ещё одном своём маленьком секрете. Ммммм! Обожаю, когда меня шлёпают! Это точно, ничто так меня не возбуждает, как хорошие, сильные шлепки по попе!
Я уже почти что решила уйти, подумав, что мой босс, конечно, гад, когда ощутила буквально рядом с собой близость того мужчины. Почувствовала запах его одеколона. Его голос звучал так сексуально:
— Виски, пожалуйста!
Потом было тёплое дыхание у моего уха, и я услышала шёпот:
— Очень нехорошо, мисс.
Клянусь, я едва не подавилась коктейлем, моё лицо залилось красной краской. Пока он расплачивался за виски, я тщетно пыталась сохранить самообладание. Повернулась к нему, чтобы спросить, что он, чёрт его возьми, имел в виду, и нечаянно толкнула его под руку. Виски, который он держал, опрокинулся и весь вылился спереди на моё красное платье. Я вскрикнула от неожиданности. Холодная жидкость быстро впитывалась в тонкий шелк. Сверху мокрая материя прилипла к груди, да так, что всё сразу стало видно. Мои соски, окаменевшие от холода, отчётливо выделялись под влажным материалом. От смущения я не могла ничего сказать. Бармен быстро дал мне полотенце, а незнакомец сказал:
— Идёмте со мной, помогу вам отмыться.
Я тогда хотела только одного — убраться оттуда, так как, хотя народу в баре было и немного, но все они уставились на меня, и я знаю точно, что их больше всего интересовало!
Он взял меня за локоть и поспешно вывел из бара к лифту. Я старалась прикрыть грудь руками, так, чтобы проходящие мимо не могли увидеть более, чем достаточно. Мы вошли в лифт одни, и он нажал кнопку самого верхнего этажа. Я сказала:
— Спасибо вам, и простите меня за ваш виски.
Он ответил:
— Пожалуйста, ничего страшного.
Мы вышли, и я последовала за ним в его комнату.
— Никогда не думала, что здесь так много этажей, — пробормотала я скорее про себя, чем для него.
Он широко раскрыл дверь в номер и держал её, пока я не вошла. То, куда я попала, не было комнатой. Это был номер люкс, целый особняк на крыше отеля! Поверить невозможно, какой он был шикарный. Там стояли чёрные кожаные диваны, пол был покрыт ковром с длинным ворсом, ещё там находились камин, ванна, гигантских размеров кровать и окно во всю стену. Оно было таким огромным, что, по правде говоря, я с минуту просто стояла с раскрытым ртом. Потом я не смогла удержаться и подошла посмотреть.
Я медленно приближалась к окну, а толстый и мягкий ковёр заглушал звук моих шагов. Затем я опустила глаза и заметила блестящий каштановый стол, на котором были аккуратно разложены какие-то предметы. Только я собралась спросить его, что там лежит, он громко сказал:
— Ты должна взглянуть, вид отсюда совсем другой.
Он стоял рядом с окном и смотрел. Я быстро подошла к нему, посмотрела вниз и ощутила приступ головокружения, глядя на городской пейзаж внизу и мерцающие огни.
— Ты знаешь, а ведь я могу тебе помочь, — как бы между прочим равнодушно произнёс он.
— Что? — переспросила я, испытывая какое-то смущение.
— Это видно… Ты чувствуешь, что плохо поступила, — кивнул он.
— О чём, чёрт тебя возьми, ты говоришь? — спросила я.
Он спокойно ответил:
— Не притворяйся. Ведь ты сейчас больше всего на свете хочешь, чтобы кто-нибудь выпорол тебя по попе, так, чтобы ты кричала и смогла освободиться от своей вины.
Мои мысли путались: откуда он столько обо мне знает? Было похоже, что он умеет читать человеческие мысли. Серьёзно! Как он догадался, что я чувствовала и чего хотела?
— Я знаю женщин, — прервал он вдруг мои размышления.
— Иди сюда, я должен показать тебе то, что лежит на этом столе, — приказал он мне.
Кажется, мои ноги лучше, чем мозг, знали, что надо делать, поскольку я поняла, что безропотно иду к столу. Он показывал мне похожую на весло длинную чёрную деревянную пластину больше чем полсантиметра толщиной. Её широкий конец весь был усеян дырочками. Он сказал:
— Я привёз её из Сингапура.
Положив пластину назад, он поднял со стола щётку с рукояткой из слоновой кости. Верхняя широкая часть щётки была покрыта щетиной.
— Красивая, правда? И эффект от неё тоже прекрасный, — заметил он и мягко похлопал обратной стороной щётки по собственной ладони.
Я почувствовала, как быстро заколотилось моё сердце, и ощутила, что между ног опять стало влажно. Рядом с длинной деревянной пластиной и щёткой на столе лежали тонкие шелковые верёвки. Он погладил их задумчиво:
— Я заметил, что у тебя такие нежные запястья и очаровательные руки. Очень не хотелось бы, чтобы они оказались на пути.
Он повернулся и пристально взглянул на меня, и мне показалось, будто он читает мои самые глубокие и тайные мысли.
— Знаешь, тебе и вправду следовало бы вылезти из этого мокрого платья. Я дам тебе халат, — сказал он и направился к ванной комнате.
К этому времени платье стало уже липким, и я не могла дождаться момента, когда смогу стянуть его с себя. То, что он увидит мою грудь, меня совершенно не беспокоило. В конце концов, он уже увидел так же много, как если бы на мне была надета мокрая тенниска. С усилием я стащила с себя платье через голову, обнажив свою сочную мягкую грудь с твёрдыми розовыми сосками. Так я стояла около минуты. На мне оставались только кружевные трусики и чёрные туфельки на высоких каблуках-шпильках. Он вернулся и протянул мне халат, который я приняла с благодарностью. Моя грудь ощущала на себе его неотрывный взгляд.
Потом он указал на чёрный кожаный диван и спросил, не хочу ли я присесть. Я кивнула и села, просто утонув в мягкой роскоши этого дивана. Мужчина спросил:
— Как ты хочешь, чтобы я тебя называл?
Я ответила:
— Меня зовут Лайза.
Он кивнул, а затем спросил:
— Ты кого сегодня дожидалась?
Я вкратце объяснила, что ждала своего босса и надеялась получить этим вечером продвижение по службе.
— Пришлось много работать ради этого продвижения, Лайза?
— Да, в определённом смысле, да, — ответила я.
— В определённом смысле?
— Пришлось потрудиться, но не в обычном смысле этого слова.
— Хочешь сказать, ты трахалась с ним?
— Да, если говорить без обиняков, — сказала я и покраснела.
— У него есть семья, жена?
— Гм…
— Тогда понятно, отчего ты чувствуешь себя виноватой. Тебе и вправду следует научиться добиваться своих целей с помощью мозгов, а не женских прелестей.
— Да, я понимаю. Хотела бы, чтобы это было так.
— Хорошо, если тебе нужна моя помощь в этом, тогда лучше начать прямо сейчас.
Я сидела в каком-то нервном и странно возбуждённом состоянии. Он бросил на меня оценивающий взгляд:
— Решение за тобой, Лайза.
У меня началась дрожь в ногах, когда он подошёл к мягкому креслу, взял его и выволок на середину комнаты. Он сел, похлопывая себя по коленям. Качая бёдрами, я медленно приблизилась к нему.
— Сними халат и ложись ко мне на колени, Лайза, — приказал он.
Я потянула за край халата, испытывая чувство благоговейного ужаса и трепета. Халат соскользнул с моих шелковистых плеч на пол, я встряхнула своими каштановыми волосами. Его глаза в вожделением осматривали моё тело. Я увидела, что ему понравились мои красные кружевные трусики. Он снова хлопнул себя по коленке, и я устроилась на его ногах, постаравшись сделать это как можно более грациозно.
Я ощутила на своей попке тепло его ладони. Он легонько потёр мою попу:
— Теперь, Лайза, ты понимаешь, за что тебе полагается порка. Итак, я думаю, что тебе следует вежливо попросить меня, чтобы я тебя выпорол.
— Да, сэр. Выпорите меня!
— Нет, Лайза, плохо.
— Да, сэр. Пожалуйста, я вас очень прошу, выпорите меня по попе. Я очень плохо поступила, и мне, правда, нужна порка.
— Хорошо, Лайза, ты получишь то, о чём просишь.
Лёжа на его коленях, я почувствовала, что рука его поднимается, и поёжилась.
ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП. ШЛЁП… ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП. ШЛЁП.
Его рука осыпала мою правую ягодицу, самую упитанную её часть, равномерными сильными шлепками.
Я постанывала, ёрзая у него на коленках. ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… ШЛЁП… Теперь моя левая ягодица начала приобретать ярко-розовый оттенок.
Я заболтала ногами и стала хныкать.
— А сейчас, Лайза, вставай и подойди к кровати.
Я нехотя поднялась и, с горящим задом, приблизилась к кровати. Стала ждать, что будет дальше. Он тоже встал, подошёл к столику, взял с него щётку, веслообразную пластину и тонкие шёлковые верёвки. Я молча тёрла попку руками. Он шагнул в сторону кровати с непреклонным выражением лица.
— Ты очень плохо вела себя, когда спала с женатым мужчиной и старалась получить повышение через то, что у тебя между ногами. Теперь, Лайза, ты узнаешь, что такое самоуважение и что такое наказание, — сказал он, взяв меня за руки и туго связав их верёвками за головой.
В таком положении моя грудь вся выдавалась наружу. Потом он сложил кучу подушек ближе к концу кровати и показал мне, что я должна на них лечь. Когда я это сделала, то почувствовала, как моя сжавшаяся круглая попа оказалась беспомощно выставленной вверх. Находясь в такой позе, я ощущала какую-то неловкость, и в то же время моя щель трепетала от желания.
Он стоял позади меня безо всякого движения, от чего я начала нервничать. Затем, совершенно неожиданно, его пальцы проскользнули под верх моих трусиков и — фить — спустили их вниз через попку и бёдра к коленям. Я застонала:
— Пожалуйста, не снимайте с меня трусики!
Он ответил мне:
— Порка в трусиках — это не порка!
Моё лицо сделалось пунцовым. Я поняла, что он видит всё! Начиная с гладкого выбритого лобка до маленькой розовой влажной щели и голой гладкой тоже розовой попы я была совершенно обнажённой, только высокие "шпильки" остались на ногах. Он взял щётку и стал тереть по моей попке щетиной взад и вперёд. Я застонала от удовольствия, потому что мягкая щетина приятно щекотала попу. Потом он перевернул щётку: ХЛОП… ХЛОП… ХЛОП… ХЛЛОПП.
— АААаааЙ! — вскрикнула я.
ХЛОП… ХЛОПП… ХЛОП… ХЛОП — щётка быстро и сильно шлёпала по моей голой попе.
— ОЙ… пожалуйста… хватит… ОЙ… ОЙ… больно!
— Так и должно быть больно!
ХЛОП… ХЛЛОПП… ХЛОПП… ХЛОПП… ХЛОП…
— Уй… Ой… Ай…!!!
Моя попа начала гореть, я прикусила губу, и в глазах показались слёзы.
— Сейчас, Лайза, тебе бы взглянуть на свою попку. Она такая милая и красная… Восхитительно, просто восхитительно.
Отложив щётку, он взял длинную пластину. Я стонала и умоляла:
— Пожалуйста, хватит! Моя попка просто пылает!
— Нет, Лайза, не хватит. Что, ты думаешь, решила бы жена твоего босса? Она бы посчитала, что этого тебе явно недостаточно!
ТРЕСК… ТРЕСК… ТРЕСК… ТРЕСК. Пластина медленно и равномерно хлестала по моей попе.
— Ой… Ах… ПРЕКРАТИ… ПОЖАЛУЙСТА!!!
Я трясла попкой то вверх, то вниз при каждом ударе по моим уже горящим красным ягодицам. На щеках появились мокрые дорожки слёз. Это была самая сильная порка из тех, что я когда-либо пробовала! ТРЕСК… ТРЕСК… ТРЕСК… ТРЕСК.
— А теперь вставай и становись носом в угол, и подумай, как должна поступать уважающая себя молодая женщина.
— Ах!!!
Я привстала и медленно разогнулась. Посмотрела на него полными слёз глазами, слезла с кровати и с опущенной головой поплелась в угол. Мои руки всё ещё были связаны, так что я не могла даже потереть свою попку! Я уткнулась носом в угол. Пыталась думать, но могла лишь всхлипывать, и все мысли концентрировались вокруг моей красной, полной боли и отчаянного жжения попы! Я услышала, как он взялся за кресло, и поняла, что тот скрип, который дошёл до меня, скорее всего означал то, что он сел. Рискнула бросить взгляд через плечо, и — ШЛЁП!
— Лайза, не смей оборачиваться!
— Ай! — подпрыгнула я и уткнула свой нос обратно в угол.
Казалось, прошли часы, пока он, как я чувствовала, буравил мне глазами спину и, вероятно, заглядывался на мою красную попку. Он не говорил ни слова. Мои трусики всё ещё оставались на коленях и начали причинять мне ужасное неудобство.
Наконец я услышала, что он встал, и ощутила, как прохлада разливается по моему истерзанному маленькому заду. Нежно и медленно он натирал мою попу лосьоном. Он поцеловал меня сзади в шею, и я застонала и затрепетала от наслаждения. Медленно, очень медленно втирал он лосьон. Закончив с лосьоном, он крепко обнял меня сзади. Протянул руку вверх и развязал шелковые верёвки, которые всё ещё опутывали мои запястья, потом повернул меня и крепко прижал к себе. Взяв за руку, он повёл меня назад к огромной кровати, где я провела эту ночь, даровав блаженство ему и блаженствуя сама!

    Леночка
     -------------------
Лену сегодня будут пороть. Она это знает, ведь в ее доме давно заведен обычай — если Лена получает двойку, то она должна ко времени, когда придет отец, лежать с голыми ножками (да что ножками — с голой попочкой) на диване рядом с раскрытым дневником и ремнем. Пороли Лену в этой жизни не так уж мало. Училась она, в общем-то, неплохо, но всегда ведь случаются неудачи. В этот раз она была просто так невнимательна на контрольной, все ее ошибки были лишь следствием элементарных описок, просчетов.
Лена знала материал, но во время контрольной думала о том, как классно погуляет на дискотеке с Сашей, как ей приятно с ним танцевать, прижиматься к его телу, а потом целоваться…
Контрольная была вчера, а сегодня результаты выставили в дневник. Да, двоек у Лены уже как пару лет не было, а за двойки всегда была серьезная порка и тут даже Лена осознавала, что это вполне заслужено, где это видано, чтоб она, умная девочка и получала двойки? Растяпа, что же поделать… Конечно не всех за двойки порют, но, наверное, если бы не этот метод, она бы не училась так хорошо… Но черт возьми, ей ведь уже 17 лет! В довершение ко всему, порка — это не только больно, но и так стыдно, скорей бы уже школу закончить… Ну, да ладно — сегодня придется потерпеть, а впредь надо быть менее рассеянной. Отец уже скоро должен прийти, эх-эх-эх…
Лена не спеша снимает юбочку, обнажая свои ноженьки… Бедненькие вы мои! Легкий холодок пробежал по ее коже… Вот он и ремень. Лена взяла его в руки и слегка шлепнула себя по ножке — вот тебе, глупышка, ну почему ты такая растяпа!? Осторожно положив ремень на стульчик, девушка сама потянула вниз трусики. В зеркале была видна ее попка. Беленькая, она выделялась на фоне загорелых ножек. Да, сегодня она будет красненькой! Вот облом же! Лена легла на диван и стала ждать.
Сердечко юной девушки бешено стучало:
— Когда? Вот-вот! Ничего нельзя сделать, что за напасть! Уже скоро… — Лена напоследок погладила попку, а потом ущипнула, — Эх, непослушная, вечно ты меня подводишь, ну и достанется же тебе сегодня…
Мысли Лены были прерваны внезапным звуком ключа и она поняла, что это папа. Он открыл дверь и увидел дочь, лежащей на диване в столь покорной и безобидной позе. Не спеша папа взял в руки дневник.
— Так, двойка по математике. Я вижу ты уже совсем обленилась!
— Нет, папочка, просто я была невнимательной, — жалобно пролепетала Лена, уже явно не надеясь на пощаду.
— Дочь моя, в любом случае ты сама виновата. Не правда ли?
— Да, папочка, но я больше не получу ни одной двойки.
— Может быть, и не получишь, но сегодняшняя порка будет тебе уроком.
С этими словами отец взял ремень, а Лена вся напряглась, со страхом ожидая удара.
— Вот тебе, непослушная девчонка, — первый же удар отца был достаточно сильным.
— Ой!
Лена слегка взвизгнула и на ее белой попке выступила розовая полоска.
— Что ты кричишь? Порка еще не началась! — с этими словами отец принялся еще сильнее стегать Лену. — Вот тебе, гадкая девчонка, получи, получи, получи, еще, еще…
— Ой, ой, больно! — Лена начала делать непроизвольные движения руками и пыталась закрыть попу, за что получила сильный удар по рукам.
— Будешь сопротивляться, получишь дополнительную порцию горячих!
Отец продолжал стегать. Попа покрывалась все новыми полосами, иногда доставалось и ножкам, которые дергались и пяточки то и дело сверкали.
— Ой, не надо, не надо, прости папочка, ой, ой! — Лена старалась сильно не кричать, потому что понимала, что в таком случае ей достанется больше.
— Ты еще все не получила! Получи! Получи!
Ремень опускался на ягодицы бедной девушки все сильнее, и ее попка начала покрываться новым слоем красноты…
Внезапно в дверь позвонили. Отец остановился:
— Странно, кто же это может быть? Лежи так, а я пойду посмотрю.
Лена обрадовалась внезапной передышке, но неужели она не получила сполна? Девушка потрогала попу.
"Какая горячая, бедненькая моя попочка…"
В комнату зашел Саша. Увидев Леночку, лежащую с голой попой на животе, он смутился и поспешно хотел выйти, но отец Лены задержал его. Лена ничего не понимая, схватила какой-то кусок покрывала и накрылась.
— Так вы с Сашей на дискотеку сегодня собирались? Ладно, я отпущу тебя с ним, но сейчас наказание еще не окончено. Что это ты на себя накинула? Живо убери! — с этими словами отец два раза подряд стеганул Лену.
Девушка с трудом сдерживала слезы обиды и стыда. Во время порки она крепилась, но сейчас…
— Папочка, нет!
— Ах нет?! — отец сорвал покрывало, взял ремень и стеганул Лену пряжкой.
Бедная девчонка протяжно взвыла и чуть не скатилась вниз, слезы лились по ее лицу.
— Ладно, пряжкой больше не буду, но это будет тебе наука.
Отец продолжал стегать ремнем.
— Ой, ну папочка, ну миленький, ну не надо!
Саша смотрел на эту сцену. У него было двоякое чувство: с одной стороны ему было жалко Лену, но с другой — вид обнаженного тела, извивающегося под ударами ремня привел Сашу в сумасшедшее возбуждение. Часто на дискотеках, прижимаясь в танце, он трогал эту попу, но через платьице, а ведь ему так хотелось залезть поглубже, дальше…
Похоже, папа Лены заметил Сашин взгляд, а главное то, что выпирало у него из штанов.
— Что, нравится? А ну, давай ты! Расстегивай свой ремень!
Саша, не понимая, что делает, начал расстегивать ремень. Лена лежала и плакала, ей теперь было уже все равно… Сашин ремень был уже папиного, но резиновый в отличие от папиного кожаного.
— Давай же, закончим наказание вместе, я уверен, что теперь эта девчонка не получит ни одной двойки.
Отец стеганул Лену:
— А теперь ты!
Саша посмотрел на Лену, в ее глазах была обида, Саша понимал, что если ударит, то он потеряет Лену навсегда, но желание превозмогло все и Саша слегка шлепнул Лену.
— Сильнее, ты не мужик, что ли? — сильно стеганул отец.
Второй Сашин удар был посильнее, он почувствовал, как дернулось девичье тело.
— Я тебя ненавижу, — крикнула Лена, — ничтожество!
— Ах так?! — и Саша ударил Лену вне очереди.
— Она у нас научится уважать мужчин, — поддержав Сашу, шлепнул отец.
Потом Саша, снова отец, Саша, отец… Лена почувствовала новый приступ боли.
— Папочка, ну прости!
— У Саши проси прощения!
— Сашенька, прости! — Лена уже не понимала, что говорит.
Саше стало чудовищно неудобно и он положил ремень.
— Ладно уж, так и быть, — отец тоже положил ремень, шлепнул Лену рукой по попе. — Одевайся!
Он подозвал Сашу и они вышли из комнаты.
Попа Лены болела и горела. Но это было не главное — она думала о том, каким подлецом оказался Саша. А ведь он ей так нравился!
Девушка осторожно взяла трусики и начала натягивать их на напоротую попку.
"Ох и больно! Да, все, в следующий раз на контрольных буду внимательней… Но Саша-то каков!"
Лена надевала юбку, когда парень вошел в комнату.
— Прости Лена, я не хотел. Так получилось… Понимаешь, я тебя люблю, мы идем сегодня на дискотеку… — с этими словами Саша поцеловал Лену в щечку.
— Я никуда с тобой не пойду, подлец!
— Ну ладно, я пойду сам и ты больше ты меня никогда не увидишь!
Саша вышел, хлопнув дверью.
— Ну и пошел ты! — крикнула ему вдогонку Лена.
И тут ее охватил страх еще больший, чем ожидание порки: неужели она его потеряла? Ну что тут такого, ведь виновата-то она сама. А парень просто очутился в такой ситуации и все-таки он попросил прощения…
Девушка выбежала на балкон:
— Сашка, подожди, я иду с тобой! — крикнула Лена.
— Жду, — крикнул Саша и на его лице выступила улыбка.
— Лена, не задерживайся слишком.
— Не буду, папочка.
Уже через десять минут Лена шла в обнимку с Сашей в сторону дискотеки и прохожие удивлялись, насколько эти люди любят друг друга и радуются жизни.
Вот такая она, загадочная женская натура.

    Марина Сергеевна
     -------------------
Стояли теплые сентябрьские дни. Запоздалое бабье лето не спешило уходить. Учебный год только начался. В нашей школе появилась новая учительница английского языка — Марина Сергеевна. Это была молодая (наверное сразу после института) красивая женщина. Не знаю как другие, а я ревновал ее к мужу, подвозившему Марину Сергеевну к школе на шикарном по тем временам автомобиле — белой "Волге".
В тот день английский был последним уроком. Мы собрались около класса, но Марины Сергеевны не было. Она опоздала на десять минут. С любого другого урока мы давно бы сбежали. И никто бы нас не осудил. Но все успели полюбить новую учительницу и терпеливо ждали. Урок состоялся.
Каково же было мое разочарование, когда она вызвала меня к доске и поставила двойку. От обиды я заплакал. Это ее благодарность! Если бы мы ушли, она получила бы хороший выговор от директора. А меня теперь ждет наказание.
После звонка я подошел к ней что бы забрать дневник. Но Марина Сергеевна захотела со мной поговорить.
— Почему ты заплакал? Тебе не стыдно перед одноклассниками? Ты видел усмешки твоей соседки? Нужно уметь владеть своими чувствами.
— А Вы могли бы не ставить двойки после того, как мы тут ждали Вас десять минут. Лучше бы всем классом в кино пошли. А Вас бы премии лишили.
Высказав это, я испугался своих слов. Что теперь будет? Но Марина Сергеевна осталась такой же невозмутимой, как и была.
— Даже если я не права, это не повод для слез. В жизни очень много несправедливости. Ты всякий раз будешь рыдать? Кто станет уважать тебя после этого. Настоящий мужчина принимает удары судьбы с гордостью и улыбкой, даже если знает, что его ждут крупные неприятности.
Мне нечего было терять и я не стал сдерживаться в своих высказываниях.
— Легко Вам учить других. А меня теперь отец выпорет. И Вы могли бы хотя бы из благодарности не ставить сегодня двойки. А насчет ударов судьбы, хотел бы я посмотреть, как бы Вас выпороли за это опоздание на урок, и как бы Вы с гордостью отсчитали себе двадцать ударов. Уверен, двоек по английскому стало бы значительно меньше.
Я ждал грома и молнии. Я уже представлял себе своего отца в школе. От страха подкашивались колени.
Но Марина Сергеевна отреагировала на мои слова очень необычно. Она подошла к двери и заперла ее на замок. Затем вернулась к столу, встала коленями на стул и оперлась локтями о стол.
— Я, в отличие от тебя, сильный человек, и умею отвечать за свои поступки. И сейчас я тебе это докажу. Сними с себя ремень и бей. А я отсчитаю положенные за опоздание двадцать ударов.
С этими словами она задрала юбку. У меня захватило дух. Я впервые видел так близко плохо прикрытую женскую попу. Слишком откровенные трусы почти ничего не скрывали. Я невольно залюбовался красивым изгибом загорелого тела. Ее слова вывели меня из оцепенения:
— Ну хватит уже глазеть. Начинай. У меня мало времени.
Я взмахнул рукой. Мне казалось это сон. Первые удары были очень слабыми. Марина Сергеевна исправно их считала. Но постепенно я стал входить во вкус. Было что-то приятное в этом деле. И вот вместо слова тринадцать я услышал стон.
— Этот удар я повторю. Вы его не сосчитали.
Она покорно кивнула головой и продолжила счет. Голос ее стал совсем тихим. Сквозь прозрачные трусы мне было хорошо видно, как на коже появляются ярко красные рубцы. Мне стало жаль ее. И если бы она потребовала прекращения порки, я бы немедленно остановился. Но Марина Сергеевна сдержала слово и выдержала до конца.
Когда все закончилось, она опустила юбку, разогнулась и несколько минут молча смотрела в одну точку. Но вот наконец она пришла в себя и заговорила:
— Я не освобождаю тебя от этой двойки. Но и ставить пока не буду. Я подожду пока ты превратишься из жалкого хлюпика в мужчину. Тогда ты сам поставишь себе эту двойку, а я под ней распишусь. А пока иди.
Я медленно плелся домой. Противоречивые мысли роились у меня в голове. С одной стороны я радовался отсрочке наказания. Может быть его вообще не будет. Что я дурак, ставить себе двойки в дневник. С другой, мне вдруг захотелось показать себя героем перед этой женщиной. И я не знал, что во мне победит.
А еще, перед глазами постоянно стояла ее почти неприкрытая загорелая попа. И неизведанные ранее желания не давали покоя.
Прошла осень, зима. Наступила долгожданная весна. Светило яркое солнце, все расцветало, настроение было отличное. Мы с друзьями как-то на перемене решили покурить. Для этого спустились в подвал школы. Там мы встретили двоих из старших классов. Они пили водку. Увидев нас, они предложили присоединиться. Тогда я впервые попробовал этот жгучий напиток. Всю компанию застали неожиданно появившиеся физрук с завхозам.
В тот день мне очень крепко досталось. Болтливый физрук разболтал об этом событии. И все в учителя, в том числе и Марина Сергеевна, понимали причину грустного вида нашей компании.
Тогда то я и вспомнил о своем долге. Конечно получить двойку в тот момент было равноценно самоубийству. Но я уже представлял восторженный взгляд этой женщины. Смело и решительно я протянул ей дневник. Марина Сергеевна с одобрением посмотрела на меня и что-то написала в дневнике.
Однако особого восхищения мной я не почувствовал. Это вернуло на землю. Я поплелся домой проклиная себя за этот глупейший поступок.
Дома хотелось уже поскорее получить наказание и удалиться к себе в комнату. Я молча протянул отцу дневник. Он посмотрел его, положил на стол и сказал:
— Пошли скорей обедать. А то я умираю с голоду. Мать таких вкусных котлет нажарила. Давно уже звала. Но мы решили дождаться тебя из школы.
Только после обеда я посмотрел дневник. Поставленная мной двойка была перечеркнута. А рядом Марина Сергеевна написала:
"Исправленному верить. Отметка поставлена ошибочно."
Я успешно закончил школу, затем институт, пошел работать. У меня было много разных подруг. Но я так и не смог забыть свои первые сексуальные фантазии, связанные с Мариной Сергеевной.
И вот однажды на автозаправке я встретил ее. Годы совсем не повлияли на внешний вид этой удивительной женщины. Мы разговорились, и Марина рассказала, что из школы она ушла, с мужем развелась. Сейчас работает переводчиком, много разъезжает по миру.
И вдруг она резко сменила тему:
— А ведь за тобой должок остался. Поехали ко мне, я тебя выпорю за ту двойку.
Мысль о возможности оказаться у нее дома окрылила меня. Я до сих пор удивляюсь, как ни во что не врезался, спеша за ее красивой зеленой "Вольво".
Квартира у Марины оказалась такой же шикарной, как и ее хозяйка. Она велела мне подождать, пока она переоденется в другой комнате и найдет подходящий ремень.
Я ждал тридцать пять минут. Мое терпение кончилось. В душу забрались неприятные подозрения. Я чувствовал себя идиотом.
Но наконец в дверях появилась Марина. На ней был очень милый совсем короткий халатик. А в руках кожаный ремень.
— Прости меня. Я опять опоздала. Сколько ударов я должна отсчитать?
— Столько, сколько минут мне пришлось ждать. Тридцать пять.
Марина легла животом на стол и задрала халат. Под ним ничего не было. Я некоторое время любовался, а затем нанес первый удар. Она слегка застонала.
— Это не в счет. Ты должна считать удары.
Она покорно кивнула.
— Раз, два, три, четыре.
Ее длинные стройные ноги были широко расставлены, и я хорошо видел как то сжимаются то разжимаются пушистые губы.
— Пять, шесть, семь…
Больше я не выдержал, и мой давно уже напряженный член вонзился в это красивое крепкое тело.

    Месть жены
     -------------------
Наверное, мужчине гораздо сложнее, чем женщине, признаться, что его возбуждает, когда его кладут на колени, оголяют попу и бьют по ней ладонью, массажной щеткой, или березовой розгой. Но даю гарантию, что таких много. Самого меня в детстве никогда не секли, об этом только слышал или читал. А впервые это случилось со мной через два года после свадьбы, и произошло это следующим образом:
мы были в компании, где я, как обычно, немного пофлиртовал с чужими женщинами. По дороге домой жена молчала, и я полагал, что язык у нее развяжется, как только окажемся в своей квартире. Но на этот раз он развязался сильнее, чем обычно.
— Все, я устала от твоего флирта. Я сто раз тебе об этом говорила, но слова на тебя, как видно, не действуют. Теперь тебя следует наказать по-настоящему. Ты ведешь себя, как дрянной мальчишка, и соответственно с тобой и надо поступать. Может быть, тебя в детстве не пороли, но сейчас ты получишь солидную порцию розог по голой заднице. Может, после этого ты перестанешь кокетничать со всеми без разбора! — заявила она, когда мы пришли домой.
— Ха-ха, — ухмыльнулся я. — Как ты это собираешься делать?
Хоть жена у меня и спортивная, и в хорошей форме, но все же она послабее меня.
— Если ты откажешься понести заслуженное наказание, я лишу тебя доступа к телу на целый месяц. Выбирай сам.
По ее лицу было видно, что она говорит серьезно, и я решил сдаться.
— Хорошо, я согласен — говорю, смущаясь и краснея.
— Отлично, тогда марш в ванную и жди меня там.
Я пошел в ванную, раздумывая над тем, на что я, собственно говоря, согласился. Как это меня, взрослого двадцатисемилетнего мужика, будут пороть розгами, словно мальчишку? Как она собирается это делать? Будет ли это действительно больно? У меня дрожали коленки, а в нижней части живота было странно сосущее чувство от волнения и неизвестности. Минут через десять жена пришла в ванную и села на край ванны.
— Иди сюда! — строго скомандовала она, после чего расстегнула на мне ремень и ширинку, так что брюки сползли на пол. Она решительно взяла меня за руку и заставила лечь животом на колени.
— Сейчас ты получишь так, что запомнишь надолго! — сказав это, она со всей силы принялась шлепать по моей голой и абсолютно беззащитной заднице. Было достаточно больно, но пока еще терпимо.
— Видели бы тебя сейчас твои девочки, перед которыми ты выпендриваешься… Что бы, по-твоему, сказали, если бы узнали, как ты лежишь у меня на коленях и получаешь по голому заду, как нашкодивший мальчишка? Зад у меня начал гореть, и я попытался прикрыть его рукой.
— Убери руку, а то я возьму массажную щетку! — последовала моментальная реакция.
После еще нескольких ударов я все же не выдержал и попытался защититься рукой.
— Принеси щетку! Немедленно! — скомандовала жена. Пришлось тащиться в спальню со спущенными до пола штанами и искать массажную щетку. После чего снова лег поперек ее коленей. Однако на этот раз жена зажала меня намертво, поставив правую ногу так, что она пришлась мне как раз на коленные сгибы, а левой рукой крепко ухватив меня за шею, чтобы я не смог ее поднять. Хлоп… Хлоп… Твердая тыльная сторона щетки, просвистев в воздухе, с силой обрушивалась на мой зад. Теперь удары были такие, что звук их эхом отдавался от стен ванной. Трудно сказать, что труднее было вынести — боль или унижение.
— Теперь ты надолго запомнишь. Обещай, что больше не будешь заниматься этими глупостями. Или хочешь еще пару горяченьких? — спросила жена после очередной серии ударов.
— Обещаю… — простонал я и получил разрешение встать. Жена захихикала, увидев сильнейшую эрекцию, которую вызвала у меня вся эта процедура.
— Ну хватит кнута, пора и пряник попробовать, — засмеялась она, и мы отправились в спальню.
Оказалось, что жена тоже изрядно возбудилась, и все это закончилось множественным оргазмом, во время которого она впилась ногтями в мой горящий зад.

    Мой папа
     -------------------
Перед тем как я начну свой рассказ, я должна привести в известность, что этот мужчина не мой настоящий отец. Ему разрешили забрать меня из детского дома, когда мне было семь лет, несмотря на то, что он развелся со своей женой. Он был полицейским, в криминальном отделе. Мой папа был добрым и порядочным человеком. Даже, один раз, когда он допрашивал подозреваемого, тот заметил, что для легавого, он очень приятный человек. Ему было сорок шесть лет, но он, для своего возраста, довольно хорошо выглядел. Он был не высокого роста, спортивного телосложения, имел коричневые, волнистые волосы, и ярко сини глаза.
Так вот: это было в начале лето. Я была ученицей седьмого класса. Невыносимая жара обжигала наш край больше недели. Мне было не до учебы. Предыдущим вечером я договорилась с одноклассницей, что мы утром сделаем вид, как будто идем в школу, как обычно, а по-настоящему пойдем на речку, позагорать и искупаться. Так и получилось. Только в тот же день, директорша школы решила, что я и подруга заболели, и по этому, не пришли в школу. К концу недели, должен был состоятся экзамен по физике, и она позвонила нашем родителям сообщить, что в классе находится материал, который нам надо выучить дома. На счастья моей одноклассницы, директриса, не смогла дозвонится до ее родителей, а вот мне повезло меньше, и мой папа ответил на ее звонок. Когда он понял что я не в школе, он очень сильно изумился, и сразу перезвонил мне, на сотовый. Когда я увидела что мне поступает от него звонок, я поняла, что дело пахнет не ладным, но все равно решила ответить, для того чтобы не ухудшить ситуацию еще больше. Он потребовал узнать, где я. Поначалу, я пыталась ему рассказать, что я в школе, и что скоро у меня начинается урок, но он сказал, что ему позвонила директор, что он знает, что я сегодня не пошла в школу, и чтобы я сказала ему, где я, потому что он волнуется. Поскольку у меня не осталась другого выбора, пришлось сказать. Он приказал нам оставаться на месте, и сообщил, что скоро за нами заедет. Наши сердечки заколотились от испуга и волнения.
Так и было. Не прошло и пятнадцати минут, как он уже был на месте. Мы сели в машину, на заднее сиденье. Папа спросил у моей подруги, как ее зовут, и где она живет. Подруга пожертвовала этой информацией, но стала умалять папу, чтобы нечего не рассказывал ее родителям, а то, по ее словам, они ее убьют. Папа сразу утешил мою подругу и сообщил ей, что он просто довезет ее до дома, а с родителями она уже будет объясняться сама.
После того как она вышла из машины, папа повернул руль, и мы направились в сторону нашего дома. Всю дорогу он молчал. Я пыталась уловить его взгляд в переднем зеркале и понять сердится ли он или нет. Но он строго смотрел вперед, не пытаясь вообще меня разглядывать. Я знала, что он сердится. Не когда при поездке он не был таким молчаливым. Когда мы, наконец, подъехали к нашему зданию, я боялась выйти из машины, не представляя, что меня может ожидать сейчас. Он подошел к задней дверце машины, открыл ее, и приказал мне выйти. "Ты сердишься на меня?", я поинтересовалась. "Я не сержусь, а просто разочарован в тебе. Не знал, что ты способна на такие поступки", он мне ответил огорченным голосом. Папа запер машину, и мы направились к нашей квартире, которая располагалась на втором этаже.
Я шла впереди него, и все думала про себя, что же он для меня замышляет? Он будет на меня кричать? Хотя он никогда не кричит. Или просто скажет, чтобы я больше никогда этого не делала, и продолжит дневные обязанности как обычно? Долго мне гадать не пришлось. Как только мы переступили порог, он приказал мне отправляться в маю комнату, и добавил, что он сейчас подойдет. Я ужасно испугалась. Что же сейчас будет?
Я зашла в комнату, и села на кровать. Не прошло и минуты, как он вошел. "Не достаточно, что ты прогуляла учебный день, ты еще смеешь мне врать?" Стал он меня упрекать, стоя в дверях. Мне было нечего ему ответить. Мне стала очень неловко. Я просто повернула голову в другую сторону, и уперлась взглядом в пол. "Зачем ты это сделала?" Он продолжил. "Тем более, у тебя столь важный экзамен через три дня". Я продолжала смотреть в одну и ту же точку, что и раньше. "Отвечай мне, когда я тебе задаю вопрос!" Он чуть повысил голос. Я повернулась, и меня застал его строгий взгляд, устремленный на меня. "Я обещаю, этого больше никогда не повторится, прости меня", сумела я вымолвить со страху. "Ты права, этого больше никогда не повторится", он подтвердил. "Я лично об этом позабочусь. Ты думаешь, что если ты просишь прощение, ты сразу будешь прощена? Мир так не устроен. Мне тебя придется наказать. Я никогда не представлял что мне придется наказывать взрослую дочь, но ты мне просто не оставила другого выбора. Ты сделала два очень плохих поступка. Первый заключается в том, что ты прогуляла школу, а второй, самый худший, ты меня пыталась обмануть. Я не хочу этого делать, но оставить такое поведение безнаказанным я просто не могу". Наказать? Я начала перерабатывать у себя в подсознании это ужасное слово. Как же он меня накажет? Заставит переписывать одну и ту же фразу пятьдесят раз, так как он меня наказывал, когда я была маленькой? Но папа, опять же, очень много времени для размышления не оставил. Он выдвинул стул, который был задвинут за письменный стол, сел на него, и приказал мне подойти к нему. После того как я повиновалась, он приказал мне лечь к нему на колени животом в низ. Я сразу поняла, что он со мной сейчас будет делать, и мое сердце стало бешено биться в груди. Когда папа заметил, что я замешкалась, он у меня спросил строгим тоном: "Ты сама ляжешь, или мне придется тебя уложить?" Поскольку, большого выбора у меня не было, и мне не хотелось превращать эту ситуацию в более унизительную, чем она уже была, пришлось повиноваться, и лечь папе на колени.
К тому времени, я уже была взрослой и высокой девушкой. Мои руки и ноги соприкасались с полом, тогда, когда я лежала у него на коленях, но это не остановила моего отца отнестись ко мне, как к маленькому ребенку. Сейчас он меня разденет, я все продолжала думать про себя. Я закричу, или буду строить из себя героиню, и терпеть молча? И чем интересно он меня будет бить? Ремень он с себя вроде бы не снимал, или я со страху просто не заметила, как он это сделал?
Но он не стал задирать вверх мое летнее платье, которое было на мне в тот полдень, а просто принялся шлепать меня ладонью, прямо по платью. На мое большое удивление, больно не было. Он бил не сильно. Но за то, было обидно, и очень стыдно, что я себя так плохо повила, и огорчила его. Примерно, после десяти ударов, он приказал мне встать. Стул он задвинул на место, и пообещал скоро зайти ко мне, а пока приказал мне хорошенько обдумать мои сегодняшние поступки.
Когда он вышел из комнаты, я села на свой письменный стол, и стала с грустью смотреть в окно. Попа не болела, но чувствовалось, что меня по ней только что отшлепали. В гостиной зазвонил телефон. Я поняла, что это папин напарник, зовет его, вернутся на работу. Я оказалась права. Когда папа закончил телефонный разговор, он зашел ко мне, и спросил меня, если я в порядке. Я покачала головой, в знак согласия. Он сказал, чтобы я в его отсутствия поела, и перечислил, что есть в холодильнике. Но я так и не смогла выйти из комнаты. Я была очень расстроенной прожитым днем.
Когда сумерки стали покрывать город, я встала со стола, включила настенный светильник, и снова уселась на стол. Через какое-то время, папа вернулся домой. "Настя?" Спросил он с недоумением, когда обнаружил что квартира темная, а меня негде нет. "Я у себя!", ответила я ему, не отрывая глаз от окна. Он вошел в спальню. Увидев, что я сижу в том же самом положении, как и пять часов тому назад, он подошел ко мне, и спросил, поела ли я. Я покрутила головой. У меня не было сил разговаривать, потому что чувствовала, что вот-вот, заплачу. Он вздохнул с огорчением, и присел передо мной, на корточках. "Настенька, не обижайся на меня. Я это все делаю, чтобы ты хорошо училась, и приобрела достойную профессию", он стал меня утешать. "Я не обижаюсь. Я знаю, я это заслужила", ответила я ему. При помощи двух пальцев правой кисти руки, он легонько зацепил мой подбородок, и повернул мою голову так, чтобы я смотрела ему в глаза. "Ты же знаешь, что я тебя люблю, и сделаю все для того чтобы тебе было хорошо". Я уже больше не могла сдерживаться, и слезы полились ручьем у меня из глаз. Он встал с пола, присел рядом со мной на стол, положил мою голову себе на плече, и стал гладить меня по волосам. "Не плач, все уладится, вот увидишь. Ты просто голодная и уставшая", папа продолжил меня утешать. "Я тебя сейчас покормлю, и уложу спать. Завтра утром ты себя почувствуешь лучше".
После ужена, он отвел меня ко мне в спальню, взбил мои подушки, и я упала на кровать, абсолютно обессиленная. "Прости меня"… Вымолвила я из последних сил. Папа, в очередной раз, погладил меня по голове, накрыл одеялом, и сказал: " Я уже обо всем забыл". Затем, он поцеловал меня в лоб, прошептал мне в ухо: "Ты хорошая девочка", пожелал спокойной ночи, и вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь.
Через семь лет папа погиб при исполнении должности.

    На поиски приключений
     -------------------
Сейчас модно ехать куда угодно. Были бы деньги. Многие пользуются этим, ездят по свету и привозят а сувениры на память и на удивление друзьям. Сергей, художник и скульптор решил, после удачной продажи своих картин, съездить за новыми впечатлениями в Африку.
Выпив стакан водки и завязав глаза, он шилом ткнул в карту Африки. Выбор пал на Малави, маленькую страну внутри континента.
Как оказалось, по приезде, большинство людей здесь жили, а точнее, бедствовали меньше чем на сто долларов в год. Столичный город представлял собой несколько сотен глинобитных хижин под травяными крышами и три магазинчика. Самым большим зданием был двухэтажный дом на городской площади. Там заседала городская администрация и вершил суд совет старейшин. Единственным приличным местом, оборудованным кондиционерами была гостиница для иностранцев.
Именно туда и поехал Сергей, но вот сувенир, который привез он из поездки, поверг его друзей в настоящий шок. Сувениром была хорошенькая маленькая черная женщина, с почти европейскими чертами лица.
— Знакомтесь, — сказал он дома, — это моя черная жемчужина Омалара или, по нашему, Ольга.
Только после большой порции русского напитка он стал рассказывать о своем приключении.
Первое знакомство.
В городе он познакомился с миссис Хилембой и ее семейством. Миссис Хилемба, высокая и весившая килограммов 150, не меньше, негритянка, была матерью пятерых детей, старшей из которых, Омаларе, недавно исполнилось 17 лет. Это была очаровательная негритянская девушка, от взгляда на которую, у Сергея стало сильнее биться сердце. Вот это та натура, о которой он мечтал всю свою жизнь!
Хилемба слыла первой красавицей в стране, так как представление об идеальной красоте здесь основывается на чрезмерной тучности, а для достижения последней девушек кормят как на убой. Ее дочь Омалара не хотела толстеть, из-за чего мать и дочь часто спорили.
Он попросил обеих женщин стать натурщицами. Но Хилембе было некогда: отец семейства был все время на службе, а на ней был дом и дети. Услышав о гонораре, мама позволила дочери позировать.
Выехав на пленер, Омалара надела широкое цветастое платье своего народа и стала у дерева так естественно, как будто занималась позированием всю свою жизнь. Время летело незаметно. В пять часов вечера по местным обычаям наступала сиеста. Омалара, ничуть не стесняясь мужчины, сняла платье и, оставшись совсем обнаженной пошла в воду.
— Не пугайся, — говорила она, — крокодилов в этой реке нет.
Стесняясь своего тела. Сергей тоже вошел в воду. Вода была теплая и почти не освежала. А потом: Какая-то неведомая сила поднесла его к обнаженной девушке. Она не отстранилась и оказалась в его руках. Случилось то, что и должно было случиться между двумя молодыми людьми под горячим солнцем и на зеленой траве.
Суд старейшин.
Их приключение не осталось тайным. Этим же вечером Хилемба о чем-то долго говорила с Омаларой на местном языке.
— Завтра мы пойдем к племенному судье! — сказала она на понятном Сергею французском.
На это Омалара что-то грубо сказала на местном языке. Эта фраза была последней каплей. Мать сердито схватила дочь, потащила вон. Омалара упиралась, с мольбой смотрела на Сергея и что-то говорила на местном диалекте.
— Вы турист, и можете делать что хотите, а девушек за прелюбодеяние у нас судят не так как у вас, в России! — сказала Хилемба, — она свое получит сполна!
Вечером на площади стало собираться народ. К Сергею привязался мальчик-гид, обещавший за несколько центов рассказать, что тут будет происходить.
Из уважения к его цвету кожи, Сергею уступили место в первом ряду, около веревки, которой было огорожено место судопроизводства. Не так далеко от него стояла, миссис Хилемба, а ее дочь Омалара стояла рядом, но по ту сторону веревки. Мужчины в честь праздничного дня одели широкие штаны и рубашки. На женщинах просторные платья из местной яркой ткани. Почти все — босиком.
Осужденные стояли в середине огороженного пространства, около деревянного барьера, безропотно ожидая своей участи. Взрослых после суда старейшин отвозили в тюрьму, детей и подростков возвращали родителям. Сегодня самой старшей была женщина лет тридцати. Среди семерых преступников мужского пола самому младшему было лет четырнадцать. Посреди площади возвышался треножник из бревен. Позади треножника стояли полицейские и "должностные лица" племени. Здесь же стояла бочка со стеблями тростника. Какой-то местный чиновник поднял руку. Толпа затихла.
Самая старшая женщина, толстая и высокая Жинескью, была проведена вперед. Женщина глядела безразлично и как-то вызывающе.
Чиновник громко назвал имя осужденной и нарушение — кража из магазина, где она работала. За это ее сейчас должны были наказать в племени, а потом еще отправить в тюрьму на шесть месяцев. После этого один из старейшин подошел к ней и сказал пару слов на местном наречии, а потом сорвал с женщины тряпку — теперь она стояла перед толпой абсолютно обнаженной.
Служитель провел ее к треножнику и приковал за руки к перекладине. Большое черное женское тело было отлично видно толпе и готово для наказания. Сержант полиции вынул из бочки с водой стебель тростника. Это была прямая, но гибкая палка, заботливо обмотанная шнуром с одного конца, чтобы рука не соскальзывала. Он дважды рассек тростником воздух: свист был неприятным. Сергею вдруг стало холодно. "Что же должна чувствовать приговоренная, — подумал он, — если даже смотреть на подготовку к наказанию так жутко?"
— Ей повезло, — сказал гид, по старым законам ей бы отрубили руку!
Маленький гид рассказал, что первые миссионеры, появившиеся у них, были католические патеры, и они-то и запретили старейшинам казнить и калечить своих подданных. Они же ввели палочную систему наказания. Туземцы отнеслись к этому способу чрезвычайно радушно и ревностно, и активно пользуются им до сих пор.
— Раньше, — мальчик показал на двух мужчин, ждущих очереди, — за грабежи или порчу полей виновного могли и казнить, а теперь они подвергаются основательной порке!
Рассказ мальчика прервал отчаянный крик жертвы. Сержант сделал длинную паузу перед следующим ударом, но произвел его со всего размаха, вызывая визг и корчи у голой негритянки. На этот раз женщина закричала от боли отчаянным высоким голосом. Кто-то в толпе захлопал, чтобы поощрить умение сержанта.
Правонарушители, ожидающие наказания теперь выглядели заметно более напуганными.
Перед каждым следующим ударом сержант секунд пять поглаживал прутом по иссеченному заду женщины и держал паузы. Затем экзекутор бросил использованный тростник на землю.
Тем временем Жинескью отвязали от треножника. Полицейский поднял женщину — она едва могла стоять сама. Платье ей накинули через плечо и она, всхлипывая, полезла в полицейский фургон.
Следующая виновница была проведена на ее место. Это была пятнадцатилетняя девушка, плачущая и умоляющая на своем языке о милосердии. Ее имя и нарушение были зачитаны: она упорно не подчиняется родителям и впервые приговорена к порке. Ей хватит пяти ударов тростником… С юной школьницы сорвали платье и привязали. Девушка кричала, и змеей извивались на привязи. Когда ее отвязали, она упала на землю, продолжая истерически кричать.
Расправа.
Наконец судья огласил приговор Омаларе: за то, что она отдалась туристу и потеряла возможность выйти замуж в племени ее приговорили к восемнадцати ударам. Ее тут же раздели и повели к треножнику. Сергей чуть не задохнулся от волнения. Не смотря на полное отсутствие одежды, она держала красивую головку высоко. С вызывающим выражением она успела взглянуть в сторону матери.
Омалару привязали к треножнику. Мать с удовлетворенным выражением лица стояла, держа одежду дочери в руках. Сержант поднял тростник. Девушка держала ноги строго вместе, чтобы защитить свою скромность. Сержант отвел назад тростник и размахнулся, используя всю свою силу. Свистнув, тростник врезался в плоть Омалары. Ее тело содрогнулось, она дернула обеими привязанными ногами, но не закричала. Сергей увидел безобразно вспухшую полосу. Омалара извивалась несколько мгновений от боли, но затем снова сжала бедра вместе, ожидая следующего удара.
Следующий удар упал на спину. Сопротивление Омалары было сломлено — она заревела во все горло… Сержант проигнорировал все эти чувства — он продолжал методически сечь тростником ее голый зад.
После четырнадцатого удара Омалара перестала кричать, повиснув на привязи. Она, видимо, лишилась чувств от боли. Сержант ухмыльнулся и отступил, сказав что-то на африканском языке старейшине. Тот взял ведро воды и вылил его на голову Омалары. Сержант спокойно ждал, пока девушка приходила в себя. Миссис Хилемба продолжала стоять рядом совершенно бесчувственно: очевидно, она не думала, что ее дочь пострадала достаточно.
Сержант не смягчил силу четырех оставшихся ударов. Омалара снова дико кричала и отчаянно напрягалась… Ее попа была исполосована, в нескольких местах показалась кровь. Сергей вздохнул и пошел прочь. В гостинице он по памяти сделал несколько набросков первобытного судилища. Всю ночь ему снилась Омалара.
В Россию.
На следующий день в гостинице Сергей встретился с миссис Хилембой. Миссис Хилемба сообщила, что Омалара больше не будет с ним работать. Она отдыхает после хорошей порки и уже совсем не хочет ее повторения.
Сергей уехал на сафари в местный национальный парк и увидел их снова через три дня, за день до своего отлета в Европу. В последний день пребывания в стране Сергея пришел в дом к Мисс Хилембе, расплатиться за сеансы позирования. К ним спустилась и Омалара. Сергей увидел, что она не села с ними за стол, а осталась стоять.
— В общем так, — сказал Сергей, — Омалара поедет со мной в Россию. Ей в вашей Африке теперь делать нечего. Замуж ее все равно не возьмут.
Хилемба ничуть не удивилась такому предложению. А ее отец просто сказал: "Сколько?".
Сошлись на трехстах долларах. Разумеется, Сергей брал билет и оформлял паспорт. Затраты с лихвой окупились. Омалара оказалась прекрасной хозяйкой и очень горячей женщиной. Картины, для которых она ему позировала, ему удалось очень удачно продать. Но "Черную жемчужину", где обнаженная Омалара выходит из воды, за несколько минут до того, чтобы принадлежать ему, он продавать отказался.
Второе путешествие в Африку пришлось отложить: сейчас он пишет беременную Омалару на фоне российского пленера. На картину уже есть заказчик.

    Наутро после
     -------------------
Я похлопала его зад слегка через простыню.
— Время вставать! — напомнила я.
Он пробормотал что-то и стал натягивать на голову подушку. Я схватила эту подушку и отбросила ее в сторону, вне пределов его досягаемости.
— Просыпайся, Бобби, у нас есть кое-какое незаконченное дело.
— Какое дело? — недовольно спросил юноша, открывая один глаз и нахмуриваясь в мою сторону.
— Как скоро мы все забываем! — посетовала я, срывая с него простыню, — или мы просто не желаем подумать хорошенько?
Роберт был все еще в футболке и трусах, в которых я оставила его ночью, когда ушла на свою постель. Он открыл другой глаз и сделал вид озадаченной невинности. Я этот вид проигнорировала, беря в руку тяжелую деревянную щетку. Он должен был хорошо ее помнить — я уже немного использовала ее прежде, когда он капризничал.
— Нееет, — застонал он, снова закрывая простыней зад и удирая от меня на дальнюю сторону кровати.
— Иди сюда, Бобби, — сказала я твердо.
— Э-э-ээ… — потряс он энергично головой.
— Ты хочешь розог?
— Но-о-о…. Мы не можем подождать… до завтра? — заныл он.
— Завтра будет следующий день, — объяснила я. — А сегодня ты получишь то шлепание, которое заслужил вчера вечером. Я должна была отлупить тебя немедленно, но позволили подождать. Теперь перестань уворачиваться хуже младенца — иди сюда и подставь задницу как большой мальчик.
Он нахмурился. Я знал, что ему ненавистно обращение с ним как с ребенком, но он все-таки был на семь лет моложе меня, ему всего исполнилось восемнадцать. И пока он сопротивлялся мне — а я не терплю сопротивления дамам — я не сомневалась, что его надо больно наказывать.
— Мой зад и так уже натерпелся, — стал ныть он снова, но у меня уже лопалось терпение.
— Бобби, ты хорошо знаешь, что ведешь себя подобно маленькому непослушному сорванцу, а значит, заслужил такое шлепание, какое дают маленькому сорванцу.
— Нет, — упрямо сказал он, подтягивая просыню.
— Так! — громко отрезала я, указывая на свои колени. — А ну, иди сюда, на мои колени!
Он дулся:
— Я чувствую себя не совсем хорошо.
— Конечно, кто же хорошо чувствует себя перед хорошей отлупкой! — съязвила я. — Ты же собираешься получать шлепание.
— Не-е-еет, я болен…
Я собрала всю свою волю, несмотря на его сопротивление вытащила своего юного любовника целиком из кровати и дала ему легкую пощечину.
— Что у тебя болит? Отвечай!
— М-м-ммм… Я думаю, у меня лихорадка…
Я знал, что обман легко раскрывается и не собирался давать ему шанс.
— Хорошо, я не буду шлепать, если у тебя лихорадка… Но это надо еще проверить.
Я повернулась к шкафу и открыла верхний ящик. Его глаза сузились с большим подозрением.
— Что ты делаешь? — спросил он осторожно.
Я вынула стеклянный термометр и небольшую банку вазелина.
— Нееееет! — сделал он широкие глаза.
— Ты сказал, что болен, мне нужно измерить тебе температуру… Ляг на животик и сними трусы.
— Никаких трусов! Я не болен, не измеряй мне температуру.
Я не отвечала и открыла вазелин.
— Нееееет, мне уже лучше!
— Значит, ты солгал?
Выражение его лица было кислым. Его рот молча шевелился несколько секунд. Я видела, что он делал выбор и понимал, что достанется ему что-то такое, чего он очень не любит. Я повернула его на живот сама. Трусы были спущены до колен. Я посмотрел на его голые ягодицы — они очень мне понравились еще в первый же вечер, когда я соблазнила его, а потом привязала к кровати и в первый раз отхлестала прутом. Я слегка провела ладонью по его «нижним щекам» и вынув термометр из вазелина, толкнула его между ягодицами Роберта.
— Оу… ох… — сказал он, чувствуя, как термометр трахает его.
— Ты будешь лежать смирно, или тебе надо подогреть зад, чтобы это сделать? — спросила я.
— О, нет, — поспешно ответил он.
— Тогда подержи термометр три минуты.
— Да, мэм, — пробормотал он в подушку.
Я не убирала пальцы с термометра. Пока он лежал, я теребила стеклянную трубку, немного двигала ее взад и вперед, толкала в стороны. Он чувствовал движение внутри себя и вздыхал, но оставался неподвижным. Я наблюдал время по настенным часам. Когда секундная стрелка завершила свой третий круг, я быстро выдернула термометр из его зада.
Он быстро потянул трусы на место и повернул ко мне лицо. Я покачала термометр на свету:
— Хорошие новости, — произнесла я, убирая вазелин и снова беря в руку деревянную щетку, — ты вполне здоров.
— Неужели это означает, что ты правда собираешься шлепать меня? — спросил он как-то жалобно.
— Конечно, именно это я и имела виду. Теперь вставай и иди.
Он надулся и опустил взгляд на простыню. Наконец, мое терпение закончилось.
— Роберт! — взвизгнула я. — Я устала работать над воспитанием у тебя уважения к женщинам! Ты стонешь и продолжаешь вести себя, как четырехгодовалый ребенок! Ты знаешь, что заслужил шлепание — и я больше с тобой не играю. Выметай свой зад из этой кровати, живо!!
Я схватила его за ухо и вытянула из постели, по дороге стянув трусы. Он громко ойкал, спотыкался, но послушно следовал за мной, когда я вела его через кухню в гостиную. Повернув его, я угрожающе сунула щетку под его нос.
— Ты ведешь себя, как непослушный малыш уже два дня!
— Я устал, — заныл он.
— Ну и плохо! Тебе восемнадцать лет, ты сам можешь вычислить время, сколько тебе отдыхать! Если устал, ложись спать раньше, а не смотри телевизор!
И безо всяких слов, бросив его на свои колени, я начала задавать перца тому месту, где недавно были его трусы.
— Я не твоя мать (шлеп!), молодой человек (шлеп!). Тебе (шлеп!) не шесть лет. Ты слишком большой (шлеп!), чтобы списать все на глупость (шлеп!). Виляй попой (шлеп!) и думай над своим поведением (шлеп!).
Он бился и извивался в отчаянных, но напрасных попытках избежать сочных ударов щетки.
— Ты должен начать вести себя как следует (шлеп!), молодой человек (шлеп!), или ты потратишь (шлеп!) ужасную массу времени (шлеп!) над моими коленями (шлеп!), ревя подобно младенцу (шлеп!)…
Слезы лились по его покрасневшему лицу, по мере того как он подпрыгивал вниз и вверх. Выпустив его на минутку, я спросила:
— Я предупредила тебя, Роберт?
— Да, мэм! — восклицал он сквозь слезы, сопя и энергично потирая розовый зад. — Пожалуйста, мэм… Я буду хорошим, я обещаю, пожалуйста, не шлепайте меня больше.
Я с улыбкой потрясла головой:
— Я сожалею, Бобби, но мы даже еще и не начинали…

    Наказание
     -------------------
Сегодня суббота. Классический день для порки. Значит, вечером мне предстоит расплачиваться за все прегрешения, накопленные за неделю. Любимый строг, но справедлив, а сегодня мне предстоит признаться в своей нерадивости. Дело в том, что на работе меня направили на курсы повышения квалификации, я училась хорошо, но в связи с праздниками пару раз прогуляла и завалила зачет. Поэтому получу сегодня по первое число, честно сказать, сердце уже заранее уходит в пятки куда-то.
Вот поворачивается ключ в замке: здравствуй, любимый!
— Ну что, рассказывая, моя дорогая, какие у тебя грехи за неделю.
Я рассказываю о своем провале, он мрачнеет: что ж ты меня так опозорила? Придется тебя очень жестко наказать.
— Да, любимый, я понимаю, что виновата, я соглашусь с любым наказанием, которое ты мне назначишь, — губы дрожат, я стараюсь произнести это как можно быстрее. Пусть накажет очень строго и больно, лишь бы собственноручно. Как-то раз он был так сердит, что не стал пороть меня сам, а поручил это сделать двум своим друзьям.
Мне было ужасно стыдно раздеваться перед ними, а потом еще и нестерпимо больно, хотя пороли они слабее, чем он обычно, но от любимой руки и боль совсем другая. А потом он сказал, что дарит им на вечер мою попу. Только ребята захотели двойного проникновения. Он разрешил и это: мне было больно, стыдно, унизительно, я плакала навзрыд, зажатая между двумя молодыми мощными телами. Тут уж он меня простил и пожалел, подошел, посмотрел в мои заплаканные глаза и взял меня за руку. От сознания того, что любимый на меня больше не сердится, я расслабилась и под конец даже получила удовольствия.
Но сейчас об удовольствии не будет и речи, а будет, скорее всего, очень больно.
Я быстренько разделась, зная, что длительная подготовка к порке может только усилить его гнев, и встала на колени, прижавшись грудью к полу, задрав попу вверх и раздвинув ноги. Он взял из шкафа специальный толстый ремень, кожаную плеть, ротанговую розгу, веревку, потом принес из ванной, где всегда стоит ведро с березовыми и ивовыми розгами, два пучка мокрых прутьев. Я с ужасом смотрела на эти приготовления. Потом он мастерским узлом завязал веревку у меня на запястьях, чтобы не пыталась прикрыть попу.
Встал поближе, зажав мою талию между ног, и замахнулся ремнем. Я выдохнула, боль первого удара всегда сильнее, чем ожидаешь. Он, как всегда, порол размеренно, широко замахиваясь, придерживая ремень на покрасневших горячих ягодицах, задевая бедра, особенно чувствительную внутреннюю часть бедра, где-то на пятнадцатом ударе я, постанывая, попыталась от боли свести ноги вместе, но услышала резкий окрик: раздвинь ноги, кто тебе разрешил изменить позицию?
Я старательно и широко развела колени и в наказание получила несколько ошеломляющих ударов ремня между ног, прямо по губкам. Взвыв от боли, плотнее прижалась к полу, вцепившись руками в коврик: только бы не сдвинуть ноги еще раз, тогда уж точно мало не покажется. (Порно видео и порно-ролики по теме рассказа! — прим. ред.)
Попа горела, казалось, что больше мне уже не выдержать, а он все лупил и лупил, приговаривая: будешь знать, как прогуливать.
Наконец любимый остановился и отбросил ремень в сторону, тяжело дыша, я старалась воспользоваться передышкой и немного отдохнуть от боли, прекрасно зная, что это только начало.
— Встань и подойди к креслу!
Я неловко поднялась со связанными и руками и подошла к мягкому креслу с высокой спинкой и деревянными подлокотниками, перегнулась через него.
Любимый развязал мои руки, чтобы тут же привязать их к подлокотникам, ноги прочно примотал к ножкам кресла. Кожа на попе натянулась, попка еще не отошла от предыдущей порки, губки между ног распухли и тоже горели. Любимый взял в руки ротанговую розгу и стоял, откровенно любуясь открывшимся видом.
— У тебя очень красивая киска, если ее выпороть, улыбаясь, сказал он, — пухлая, похожа на мини-попку. Надо почаще ее драть, будет еще пухлее.
Я вздохнула и сразу же судорожно выдохнула, почувствовав, как обожгла мою попу сердитая розга. Она, казалось, была сделана не из ротанга, который собственно является лианой, а из раскаленного металла. Еще один ожог, еще: Вскрик, еще вскрик: любимый, прости меня, я больше никогда не буду.
Почему я всегда это кричу во время порки? Знаю ведь, что все равно не остановится, что розог будет ровно 25, а если плохо вести себя во время порки, например, ругнуться нецензурно, то можно еще и добавки огрести. Один раз таким образом еще 25 огребла.
На десятом ударе захожусь рыданиями, отбросив всякий стыд и первоначальное намерение стойко держаться, какая уж там стойкость, когда раз за разом задницу просто жжет ужасный прут.
Любимый улыбается: ну что такое, дорогая, ревешь, как маленькая девочка?
— Больно! — глотаю слезы.
— Ну, ты уже не маленькая, чтобы так орать, 5 штрафных за такую распущенность. Во время штрафных кричать нельзя, иначе не засчитывается, собираю волю в кулак, начинаю размеренно дышать, чтобы вытерпеть молча эти проклятые штрафные.
— Раз!
Искры из глаз! Аж прямо в рифму получилось, но мне не до поэзии. Надо подготовиться ко второму удару.
— Два!
С шумом выдыхаю воздух, кажется, удалось продержаться уже два удара. Осталось всего три.
На третий стискиваю зубы до хруста. Опять выдох.
— Четыре!
Четвертый пошел легче. Прижимаю голову к обивке кресла.
— Ну и последний погорячее, на закусочку непослушным девочкам, — смеется любимый.
Мне не до смеху, да и куда уж горячее, но оказывается можно и горячее.
— Пять! Закусываю губу до крови. Все. Можно расслабиться.
Мой повелитель дает мне отдохнуть пару минут, я благодарно ему улыбаюсь, пытаюсь расслабить напряженные ягодицы, покрытые красными двойными рубцами, начинающими уже наливаться багрово-синим цветом.
Он берет в руки плеть. Ох уж это ощущение жаркой черной змейки на бедре. После жесткого ротанга мягкая кожаная плетка кажется чуть ли не облегчением, но это только сначала. Удары ложатся на уже изрядно побитую попу один за одним без паузы и боль нарастает. Снова изо всех сил стараюсь не кричать, зная, что любимый не любит моих криков под плеткой, считает недостойным так орать. Мычу, издаю шипящие звуки, кусаю губы, плеть жалит без счета, я не знаю, когда он захочет остановить экзекуцию и от этого еще страшнее. Наконец боль пересиливает, слезы катятся градом, но я еще держусь и не рыдаю, только тихо всхлипываю.
Безжалостная плетка захлестывает бедра, намеренно попадает между ног, обжигает распухшие губки, и тут я уже не могу не кричать. Боль пронзает меня, кажется насквозь и я срываюсь на банальный поросячий визг. Ох как же мне больно и стыдно, что не могу сдержаться, но боль все же пересиливает. Любимый хмурит брови, он недоволен моим визгом и наносит пять заключительных ударов специально по моей раскрытой киске. Визг сменяется бурными рыданиями.
— Ну все, все уже, дорогая, больше плетки не будет, не плачь, — он целует мою измученную попку, пальцами разминает набухшие губки и целует их тоже. Я безвольно повисаю на кресле: кажется, все.
Но не тут-то было. Он отвязывает меня, ставит на колени и спрашивает: ты осознала, ты считаешь, что ты достаточно наказана?
— Любимый, это тебе решать. Ты же знаешь, я приму от тебя любое наказание, — бормочу я сквозь слезы, — мне очень больно, но я согласна на все, что ты мне назначишь. Я знаю, что я виновата и хочу, чтобы ты меня простил.
— Даже если я сейчас захочу добавить тебе уже без вины? Просто так?
— Да, если ты так решишь.
— Хорошо, я хочу, чтобы ты сейчас громко и убедительно попросила меня о дополнительном и очень жестком наказании.
У меня опять сердце опускается куда-то в живот, что-то меня ждет, но я храбро и громко говорю, правда голосок предательски дрожит: да, любимый, ты наказал меня недостаточно, накажи меня еще как следует, не жалей меня.
Он улыбается и ведет меня в спальню к кровати, укладывает на нее, привязывает руки к спинке кровати, потом задирает мои ноги, широко разводит их в стороны и привязывает к той же спинке. Я смотрю на него обездвиженная, испуганная и беззащитная, понимая, что меня ждет дополнительно: он решил сурово выпороть мою киску, так, чтобы я это видела, от этого мне еще страшнее. Любимый берет пучок длинных и тонких березовых розог и наотмашь бьет по исстрадавшейся попе, этот нестрашный с виду веник обжигает и оставляет на натянутой коже ягодиц тонкие просечки, задыхаясь от неожиданной резкой боли, не могу даже вскрикнуть, в это время чувствую второй удар, третий. Все сливается в один болезненный ожог, попа горит огнем, он переходит на внутреннюю сторону бедер, а я перехожу на истошный вой, не в силах больше сдерживаться. Мне кажется, что это продолжается вечность, хотя на самом деле прошло не более 3–4 минут, да и количество ударов не такое уж и большое для меня. Обычно розгами он дает мне около сотни. Потом вдруг экзекуция прерывается, я не сразу замечаю это и все еще вою.
Любимый успокаивает меня, целует, говорит, что осталось совсем немного. Оставляет несколько тоненьких недлинных розог из пучка и говорит, что сейчас будет сечь мою киску, именно такую, разбухшую, подготовленную ремнем и плетью, похожую, как он сказал, на мини-попку. У меня от страха внутри все холодеет, но я тут же согреваясь, почувствовав между ног первый обжигающий удар. Задыхаюсь от боли и страха, снова удар, здесь уже счет, как всегда ровно 25. Сквозь рыдания стараюсь считать про себя, сбиваюсь, от этого плачу еще горше. И вдруг боль прекращается и моя пострадавшая промежность чувствует горячий нежный поцелуй любимого. Меня захлестывает волна благодарности: спасибо, спасибо, мой дорогой, спасибо, что воспитываешь меня.
Я со слезами искренне благодарю его за порку, причем, чем суровее порка, тем горячее моя благодарность. Любимый отвязывает меня, я встаю на колени перед ним и еще раз шепчу, как я ему благодарна, на меня накатывают волны счастья, порка закончилась, любимый больше не сердится. Он делает мне знак подняться, берет с прикроватной тумбочки зажимы для сосков и цепляет мне на грудь остренькие металлические зажимчики с грузиками, он зовет их крокодильчики. Потом цепляет еще по три зажима на свежевыпоротые нижние губки. Я задерживаю дыхание, но после порки эта боль кажется мне приятной. Теперь полчаса я буду ходить в зажимах, такой у нас ритуал после наказания. Я улыбаюсь и обещаю, что следующую неделю буду очень хорошо себя вести и прилежно учиться. Сейчас, когда порка позади, мне уже не страшно, но больше такого не хочется, уж очень было больно. Хотя, если любимый сейчас скажет, что он передумал и наказание не закончено, я отвечу только: хорошо, дорогой, наказывай меня столько, сколько сочтешь нужным!

    Одноклассница
     -------------------
Брак мой оказался неудачен. Мы с женой быстро прискучили друг другу. Возможно, из-за того, что у меня не хватило, мужества предложить ей ту единственную, страдательную роль, в которой я мечтал бы увидеть свою любимую девушку, женщину, жену — полуобнаженную, распростертую на лавке, извивающуюся под розгой. Мое воображение прокручивает вновь и вновь, как ленту любимого кинофильма, один и тот же потрясающий эпизод, с которым ничто не может сравниться по силе воздействия.
И я не знаю, то ли это счастье, то ли трагедия, что я в детстве подсмотрел не предназначавшееся для моих глаз зрелище.
Мы жили тогда в Красноярске, я учился в средней школе, ходил в девятый класс и почти открыто был влюблен в свою одноклассницу Надю — скромную темноволосую девушку с длинной, до пояса, косой. Она была высокой, стройной, красивой. Впрочем, всем влюбленным их дамы сердца всегда кажутся идеалом. Не был исключением и я. Надя была девушкой дисциплинированной, тактичной, вежливой. Разговаривала она негромко, слегка потупив взор. Училась хорошо, на 4–5. "Тройки" получала очень редко, но если такое несчастье с ней случалось — переживала так, что на ней лица не было.
И вот однажды, когда нам раздали после проверки контрольные работы, Надя, не стесняясь нас, своих одноклассников, громко разрыдалась — у нее стояла "пара".
— Надьку сегодня драть будут дома. Хочешь посмотреть? — толкнув меня локтем в бок, прошептал в самое ухо сосед по парте. Он знал, что я к Наде неравнодушен.
— А ты откуда знаешь? — вздрогнул я.
— Уж знаю!.. Ее часто дерут — не раз видел. У нее отец — У-у-ух какой строгий! Если Надька 3 получила — значит, наверняка вечером будет порка. А уж за 2 ей сегодня шкуру спустят.
Мы договорившись с соседом встретиться вечером, когда стемнеет, чтобы потом пробраться к Надиному дому и занять "наблюдательную позицию". Едва придя домой, я расписал родителям, какой сегодня интересный фильм идет в кинотеатре и как мне хочется его увидеть. Мама дала деньги на билет и разрешила пойти на вечерний сеанс. Так я смог уйти вечером из дома.
Мы встретились с другом, когда на улице было уже темно, горели редкие фонари, в домах светились окна. Надя жила за несколько кварталов от нас. Ее семья занимала половину большого деревянного дома. Собаки во дворе не было. Мы тихонько проскользнули во двор и осторожно заглянули в окна. Занавесок не было — ведь окна выходили во двор, а не на улицу, и хозяева не видели необходимости опасаться чьих-то чужих взглядов.
Пожалуй, мы пришли слишком рано: вся семья — отец, мать, бабушка, Надя, ее младшие брат и сестра — сидели за столом и ужинали… Разговоров нам не было слышно, да, по-видимому, их за едой и не было: все сидели тихие, сосредоточенные.
На улице было холодно, дул пронизывающий ветер, мы быстро окоченели, а ожидаемое зрелище все не начиналось. После ужина женщины убирали со стола, отнесли в кухню и, очевидно, вымыли там посуду и лишь затем, нераньше чем через час, все вновь собрались в большой комнате. Надю поставили в центре. Она стояла, опустив низко голову и потупив взор, а отец ходил взад-вперед и читал ей нотацию. Минут через десять, когда воспитательная речь закончилась, на сцене произошла смена декораций: мать перенесла от стены на середину комнаты большую деревянную скамью, бабушка куда-то у шла и через минуту вернулась, неся высокую узкую бадью, в которой мокли длинные, толстые розги. Отец выбрал подходящий прут, попробовал его, взмахнув несколько раз в воздухе и, по-видимому, остался доволен. Розга была не менее метра в длину и толщиной в мизинец. От одного ее вида у меня по спине поползли мурашки. Что же в этот момент испытывала Надя?! Ведь предвкушение наказания страшнее самой порки! Мы увидели, как дрожащими, не слушающимися руками Надя спустила до колен рейтузы и панталоны, смешно путаясь в них, добрела до скамьи, высоко задрала платье и легла на скамью на живот, подложив ладони под голову. Мать привязала одним полотенцем Надины ноги к скамье возле щиколоток, другим — ее туловище чуть ниже подмышек. Мы отлично видели белоснежную голую попку, чуть подрагивающую от страха, чудесные, соблазнительные голые девичьи бедра и поясницу. У меня перехватило дыхание от увиденного, а в паху приятно защекотало. Тем временем отец удобно встал сбоку, широко размахнулся и со всей силы ударил Надю розгой. Нам, за окном, не было слышно, кричала ли она. Наверное, кричала. И сильно — потому что мы видели, как резко, несмотря на путы, дернулось ее тело, как вспухла на белоснежных булочках девчоночьих ягодичек кроваво-красная полоса. Отец сек Надю не спеша, с оттяжкой. Рубцы ровно ложились один к одному. Надя извивалась под розгой так, как извивается женщина в экстазе.
Я смотрел во все глаза и увиденное намертво запечатлевалось в моей памяти. Мой "мальчик" в штанах давным давно проснулся, до боли налился кровью и поминутно взбрыкивал. Наказание дошло только до половины, когда я не выдержал, спустил, и по всему телу разлилась приятная истома.
О, какое божественное наслаждение я испытал! Мне не хватало только того, что нельзя было вбежать в комнату, опуститься перед скамьей на колени, прижаться губами к иссеченному Надиному заду и целовать, целовать без конца алые, горящие огнем рубцы.
Мой друг был прав — Надю наказали очень сурово, отец действительно "спустил ей шкуру": она получила неменее сотни розог, и ягодицы, и поясница, и верхняя часть бедер были иссечены в кровь. Я и подумать не мог, что моих одноклассниц так строго наказывают родители. Когда порка закончилась, мать подошла, вытерла тряпочкой кровь, отвязала Надю, она сама поправила одежду, после чего скамью поставили на место, убрали бадью с розгами и все ушли в другую комнату. Вскоре в доме выключили свет. Мы, потрясенные увиденным, молча разошлись по домам.
Этой ночью я спал неспокойно. Вновь и вновь мне снились одни и те же сны — во всех вариантах варьировалась увиденная Надина порка. Причем я ощущал себя не за окном, а в роли Надиного отца. И эта перемена ролей была еще более возбуждающей — я не находил себе; места в постели, на меня волнами, один за другим накатывали оргазмы. Утром трусы были мокрыми и липкими, а половой член болел, как после тяжелой работы.
В классе Надя вела себя как ни в чем не бывало. Ни словом, ни жестом она не подавала виду, что вчера ее жестоко высекли. А я, едва бросив на нее взгляд, сразу же в мельчайших подробностях вспоминал все, чему накануне стал свидетелем.
Потом увиденная сцена порки перестала быть навязчивой, но ее сменили сны и фантазии, в которых действие хотя и развертывалось по-другому, с другими действующими лицами, но обязательно кульминировало таким эпизодом, когда я сек свою возлюбленную.
Моя первая школьная любовь, как это часто бывает в жизни, растаяла, словно дым, едва мы вышли за порог школы. Я не стал добиваться Надиной руки, чувствуя, что мне непременно захочется ее сечь, если мы поженимся. Вскоре она вышла замуж за другого и я ее больше не видел — только в снах, которые продолжают мне сниться. Думая, что другая женщина вытеснит из памяти сладострастно-кровавый образ, я женился на подруге из университета. Она не знала о снедающем меня желании, а я в первую же брачную ночь с ужасом убедился, что могу проявить мужские качества лишь тогда, когда воображаю свою жену лежащей связанной на скамье, с оголенным, исполосованным розгами задом. Мы расстались, когда я почувствовал, что фантазии перестали меня удовлетворять, а на реализацию их в действительности не хватало мужества испросить у жены согласия: я не хотел, чтобы она сочла меня зверем, садистом, ненормальным.

    Озеро
     -------------------
На легких волнах играли яркие блики. Блаженно жмурясь, Маринка неспешно плыла вперед, и мутноватая зеленая вода упруго поддавалась уверенным движениям ее сильного тела. Она давно уже потеряла счет времени. Вода была почти, как парное молоко, — спасибо щедрому июльскому солнцу. В такой можно плавать часами. А если даже заноют непривычные к столь длительным упражнениям мышцы — что ж, перевернись на спину и зависни в сладком безвременьи, полностью расслабившись, запрокинув голову и закрыв глаза.
С берега озеро казалось гораздо меньше, чем было на самом деле. Маринка великолепно плавала, полностью оправдывая свое "морское" имя, и частенько одолевала разные водоемы — это было одним из ее излюбленных развлечений. Но правильно оценивать расстояния так и не научилась. Вот и сейчас она плыла уже больше часа, а завлекательная синяя полосочка леса впереди отодвигалась все дальше и дальше, словно дразня ее.
Маринка почти перестала грести и, щурясь, вгляделась в недосягаемый берег, оценивая, сколько времени ей потребуется, чтобы все-таки до него добраться. Как же это все-таки здорово — всматриваться в незнакомый берег, когда, по мере приближения к нему, проявляются все новые и новые детали — словно на фотографии. Потом наконец коснуться самыми кончиками пальцев вытянутых ног ускользающего дна. Проплыть еще немного, снова нащупать дно, чтобы уже уверенно встать на него. А дальше… Можно вылезти на берег, погреться на солнышке, побродить немного по лесу — прежде, чем пускаться в обратный путь. Или даже просто постоять по пояс в воде, с удовольствием переводя дыхание и любуясь то травой и деревьями, то сверкающей озерной гладью, которую — ты знаешь — немногим дано преодолеть вот так, вплавь, без лодки.
Нет, слишком далеко. Будь Маринка одна, она бы — уж будьте уверены — переплыла озеро, хотя бы на это ушло полдня и еще столько же — на возвращение обратно. Но Денис всегда так волнуется, когда она далеко заплывает. Он, правда, тоже неплохо плавает, но быстро устает, замерзает и вылезает на берег — нежиться на солнышке и ждать ее. Она вздохнула, взглянула с сожалением на оставшийся неисследованным берег — и повернула назад. Ее стройное обнаженное тело мягко белело сквозь зеленоватую воду. Озеро находилось вдали от города, так что здесь вполне можно было обойтись без купальника. Маринка чрезвычайно ценила такую возможность.
Возвращение всегда менее увлекательно. Все равно, конечно, приятно, но нет вкуса новизны, азарта первопроходца. Просто есть расстояние — и немалое — которое надо преодолеть. А потом можно будет в сладком изнеможении упасть на горячий белый песок у воды и дремать на солнышке до самого вечера, ведь они с Денисом решили провести здесь несколько дней.
Ф-фух, вот и плакучие ивы, живописно склонившиеся над водой. Маринка напрягла зрение, высматривая мужа. Наверняка он тревожится, все-таки ее не было достаточно долго. Да, вот он, стоит у кромки воды. Ох, похоже, ее снова ждет нагоняй.
Ее ступни коснулись твердого, ребристого от волн песчаного дна. Маринка выпрямилась. Стоя по бедра в воде, преувеличенно аккуратно пригладила мокрые светлые волосы, завившиеся колечками. Понимала, что сейчас ей влетит. И заслуженно! Он ведь так просил ее не заплывать слишком далеко, объяснял, что волнуется за нее, что ему необходимо хотя бы ее видеть. Поддавшись очарованию убаюкивающих озерных волн, она начисто забыла о своем обещании.
Маринке сделалось стыдно. Опустив голову, она медленно вышла на песок и подошла к мужу. Денис молча смотрел на нее. В упор. Ей стало не по себе от этого взгляда. И как-то неуютно от собственной наготы, которая — еще так недавно — была источником радости и возбуждения.
— Прости, пожалуйста, — начала она. — Меня долго не было?
Слова прозвучали неестественно, она сама это чувствовала.
— Почти четыре часа…
Четыре часа! Ей-то казалось, что прошло совсем немного времени. Бедный Денис! Он, должно быть, решил, что она утонула! Будь у них лодка, он мог бы поплыть на поиски, но у их старенькой надувнушки вчера как раз лопнул баллон, да так, что и не починишь. Маринка готова была провалиться сквозь землю.
— Пойдем, — он взял ее за руку.
Маринка безропотно покорилась, целиком поглощенная чувством вины. Денис подвел ее к дереву, растущему неподалеку от их палатки. Велел повернуться к нему лицом и обхватить руками ствол над головой. Похоже, он собирался ее отшлепать. Что ж, она не будет сопротивляться. Охваченная раскаянием, Маринка была готова на все, только бы муж простил ее. Она знала, как сильно он ее любит и могла представить себе, что он должен был чувствовать при мысли, что она, возможно, погибла.
Порывшись в рюкзаке, Денис извлек на свет длинную, прочную веревку и крепко привязал к дереву поднятые Маринкины руки. Конца веревки хватило еще и на то, чтобы, пропустив ее подмышками, накрепко примотать девушку к древесному стволу.
— Не надо привязывать, — слабо запротестовала Маринка. — Если ты хочешь меня выпороть — выпори. Я это полностью заслужила и не стану тебе мешать.
Денис не ответил. Снял ремень и, захлестнув им Маринкины колени, притянул их к дереву. От этого ее попка сразу выпятилась, полностью готовая к воспитательным действиям. Нежные груди и живот девушки прижимались к шершавой коре. Маринка поморщилась.
Осторожно повернув голову, она искоса следила за мужем. Он отошел к иве, чтобы наломать веток. Маринка услышала сочный хруст и немного погодя свист — когда Денис, аккуратно общипав листья, опробовал прут. У нее упало сердце. Конечно же, она виновата, да, но розги — это так больно!
— Ден, — робко окликнула она. — Ну, пожалуйста, не надо прутом. Я действительно больше не буду. Это было в последний раз.
Нет ответа. Только новый хруст ветки, шорох обрываемых листьев и резкий свист, при одном звуке которого мучительно холодеет в животе. Пауза — это Денис выбирает ветку. И опять хруст. Так Маринка насчитала порядка шести или семи прутьев.
Ее начала бить дрожь. Иногда Денис шлепал ее ладонью и, хотя это было лишь эротической игрой, своеобразной острой приправой к сексу, и нравилось им обоим, попке все-таки было больно. А один раз ей пришлось отведать ремня — за то, что поздно вернулась домой, не предупредив о том, что задерживается. И, надо признаться, ощущения были не из приятных. Правда, сразу после порки Маринка с Денисом помирились, и все было прекрасно, но попа даже на следующий день была красная и горела. И сидеть было несколько больно. Прутом же Маринке доставалось до этого лишь пару раз, да и то лишь слегка, в шутку. Но и этого было более, чем достаточно, чтобы полностью отбить у нее охоту когда-либо всерьез испробовать его на своей попке.
Вооружившись до зубов, Денис подошел к жене, со страхом ожидавшей своей участи. Маринка начала всхлипывать.
— Ты сама знаешь, что заслужила это, — сказал он, положив ладонь на гладкую выпуклую попку девушки. — Я тут чуть с ума не сошел. Мне надоело просить, надоело уговаривать. Раз ты отказываешься слушать меня добровольно, розги заставят тебя прислушаться. Возможно, они даже спасут тебе жизнь. Ты без конца рискуешь, вечно испытываешь свои силы. Имей в виду, что чаще всего тонут не те, кто совсем не умеет плавать или плавает плохо. Чаще всего тонут именно хорошие пловцы, чересчур самоуверенные, чтобы соблюдать осторожность. Ты слишком мне дорога, и я не допущу, чтобы ты так глупо рисковала своей жизнью. Я должен заставить тебя остановиться. И сейчас я не буду тебя щадить. Настегаю так, чтобы ты надолго запомнила эту порку. Может быть, ты наконец осознаешь, какую боль причиняешь мне.
Он мягко провел рукой по выставленной попке Маринки. Еще прохладная после купания кожа почти полностью высохла, и лишь отдельные капельки воды блестели на солнце. Денис не спеша выбрал прут, свистнул им в воздухе. Ягодицы девушки испуганно вздрогнули и сжались. Он снова помедлил, ему все-таки было жаль ее. Но она заставила его пережить такой ужас, такую беспомощность! Она-то совсем не заботилась об его чувствах. Денис решительно взмахнул розгой.
Первый удар лег поперек ягодиц, точно по их верхней границе, и тело отозвалось резкой, как выстрел, болью. Маринка изогнулась и замотала головой. На белой шелковистой коже вспыхнула выпуклая пунцовая полоса. Денис подождал, пока девушка успокоится. И стегнул снова. Изо всех сил. Второй рубец набух чуть пониже первого, почти параллельно ему. Маринка дернулась и не смогла полностью подавить стон. Денис снова выждал, давая ей полностью прочувствовать боль от удара, и опять поднял розгу.
После первых пяти ударов, покрывших верхнюю часть попки аккуратными, словно по линейке проведенными красными полосами, он сделал передышку, чтобы сменить прут и зайти с другой стороны.
Новый удар обжег круглые полушария девушки немного пониже предыдущего, и Маринка, до сих пор изо всех сил сдерживавшая крик, заревела уже в голос. Гибкий прут смачно шлепал об ее беззащитный зад, обвивал тело, впечатываясь в кожу, и острая жалящая боль, казалось, заполняла весь мир. Не помня себя, Маринка захлебывалась слезами.
После первого десятка розог попка была уже сплошь покрыта рельефными багровыми рубцами и начала краснеть. Последний удар пришелся прямиком на границе с бедрами. Денис сек со знанием дела.
Он отбросил истрепанный прут и взял новый. Дал девушке чуть-чуть перевести дыхание. Зашел сзади. И начал стегать наискосок — по правой половинке. Теперь каждый новый рубец пересекал несколько старых. Маринка взвыла. Она вертелась и ерзала, пытаясь увернуться от розги, прижималась к стволу дерева, то напрягала ягодицы, то пыталась расслабить их, надеясь этим хоть немного уменьшить боль. Между лопаток выступил пот.
Опять сменив розгу, Денис стал сосредоточенно трудиться над левой половинкой Маринкиного зада. Теперь девушка вопила уже до удара, едва лишь заслышав свист приближающегося к попке прута.
— Хва-тит! Да хва-а-а-тит же! Господи, как же больно!
Увлекшись наказанием, Денис ничего не видел вокруг — лишь прут в своей руке, да исполосованный красный зад, беспомощно крутящийся в панических попытках избежать розги. А между тем за ним уже довольно долгое время с интересом наблюдали с воды байдарочники. Они проплывали мимо в поисках места для стоянки и чуть не уронили весла при виде необычного зрелища: крепкий загорелый парень в шортах самозабвенно нахлестывает прутом отчаянно визжащую голую девчонку, привязанную к дереву. Причем фигурка у девочки умопомрачительная. Один из туристов принялся спешно нашаривать фотоаппарат, но другой схватил его за руку и предостерегающе приложил палец к губам.
Схватив новый прут, Денис зашел слева и начал пороть с оттяжкой, всю душу вкладывая в каждый удар. Маринка выла уже не переставая.
Остановившись, Денис нагнулся, нашаривая очередной прут. Он тяжело дышал. Вытерев пот со лба, он обогнул дерево, чтобы высечь Маринку с другой стороны. Зрителей он по-прежнему не замечал.
— Денис, ну, хватит, ну, не могу я больше, — взмолилась девушка, воспользовавшись короткой передышкой. — О-о-о-ий!
Розга опять принялась за дело. Выдав Маринке очередную порцию горячих очень быстро, не давая перевести дух, Денис отшвырнул прут. Положил ладонь на горячую, густо оплетенную рубцами попку девушки, жалобно сжавшуюся даже от этого ласкового прикосновения.
— Ты ведь знаешь, я никогда не поступил бы с тобой так. Но сегодня ты меня действительно довела! Ладно, надеюсь, этот урок тебе хотя бы запомнится. Сейчас последние пять розог — и все.
— Нет, нет, ну, пожалуйста, хватит!
Раздвинув траву, Денис подобрал последний прут. Посвистел им в воздухе, проверяя гибкость, а больше для того, чтобы потянуть время.
— Не-е-ет! — Маринка заплакала навзрыд.
Денис задумчиво посмотрел на исхлестанную попку, осторожно провел кончиком розги между ее половинок. Примерился. Первые два удара пришлись крест накрест, наискосок. Третий — по границе с бедрами. И два последних — снова крест накрест.
Уронив прут, Денис принялся отвязывать рыдающую девушку. Сообразив, что парень на берегу, похоже, закончил наказывать свою подружку, байдарочники, стараясь не шуметь, подобрали весла и тихонько уплыли, поминутно оглядываясь.
Едва Денис распустил веревки, Маринка обессиленно осела на траву, схватившись обеими руками за выпоротую попку. По щекам, не переставая, катились слезы. Денис опустился рядом с ней на землю, прижал ее голову к своему плечу, гладя по волосам, утешая и убаюкивая.
— Ну, все, все, любимая. Пойми, мне пришлось это сделать. Я так за тебя боялся!
Он нежно обнял девушку за плечи и достал из кармана шортов платок, чтобы вытереть ей слезы. Маринка постепенно затихла, закрыв глаза и прижавшись к нему.
Легкие волны вкрадчиво облизывали мелкий песок дикого пляжа, добела раскаленный солнцем. И тихо, лениво плескались.

    Катя Алова
     -------------------
Первая порка в 19 лет
Когда мне исполнилось 19 лет, я по объявлению в интернете нашла работу домработницы у одной обеспеченной дамы. Я приехала на собеседование в один из Московских офисов, где меня встретила крупная, хорошо одетая дама лет 45, она представилась Еленой Петровной и сказала, что ей в загородный дом нужна домработница, объяснила мои обязанности: уборка дома, готовка еды, мытьё посуды, стирка и т. п. проживать я буду в том же доме в отдельной комнате(меня это устраивало, потому что я не из Москвы), зарплату мне она назвала довольно высокую, на мой взгляд. После беседы Хозяйка сказала, что если я согласна со всеми условиями, то должна подписать договор, я так обрадовалась предстоящей работе и особенно зарплате, что подписала договор даже не читая.
— Ну, вот и хорошо. Сказала Хозяйка, раз ты согласна то сейчас я тебя и отвезу в мой загородный дом.
Приехав, я увидела большой трех этажный особняк, на территории находилась охрана. Когда мы вошли в дом Хозяйка сказала, что по правилам я обязана сдать на хранение свои документы и мобильный телефон, я сначала хотела возразить, но она показала мне пункт договора в котором это было написано, а договор я сама подписала, деваться было не куда и я отдала документы и телефон подошедшему охраннику. Дальше она провела меня в комнату, в которой мне предстояло жить. Ну вот располагайся и приступай к работе-сказала Хозяйка, рассказав, что я должна делать по порядку. И я приступила к работе, убирала, готовила, стирала, так прошло несколько дней. В один из дней в доме собрались гости, человек 30, женщины и мужчины разных возрастов. Гости расселись в большой столовой за столом стоящим буквой «П», а по середине столовой получилось довольно большое свободное пространство, наверное для танцев. Я начала разносить еду и напитки и в результате одного неловкого движения я опрокинула стакан с соком на одну из дам, её розовое платье было безнадёжно испорчено. Тут дама начала на меня орать, всячески обзывать, я попыталась извинится, но куда там. Из за стола встала Хозяйка и обратившись к гостям сказала, чтоб они успокоились, домработница за этот проступок будет сурово наказана, потом обратившись ко мне она сказала, чтоб я немедленно шла в свою комнату и дожидалась её. В комнате я прождала хозяйку наверное около часа, зайдя в комнату хозяйка жёстким голосом приказала идти за ней и отвела меня обратно в столовую. Зайдя в столовую я увидела, что гости также сидят за столом, только дама на которую я пролила сок сидит уже в другом платье, а посреди комнаты стоит лавка с привязанными к ножкам верёвками, а рядом стоит кадка с розгами. Не ужели меня хотят выпороть розгами — пронеслось у меня в голове, меня никто и некогда не порол, о порки я знаю из книг, да несколько раз видела фильмы со сценами порки. Мои мысли прервал голос Хозяйки:-Ну вот что голубушка раз ты сумела провинится, то должна за это быть наказана, так что давай живо снимай с себя всё и укладывайся на лавку попой к верху, сейчас я тебя за твой проступок пороть буду. Я возмутилась, что не имеете права и т. д., на что хозяйка сказала, ты же сама подписала договор, в нём сказано и по поводу наказаний, если не веришь я могу дать тебе почитать его. Я пожалела, что не прочла договор сразу и поняла, что порки мне не избежать, я только попросила не пороть меня перед гостями. Но Хозяйка железным голосом заявила, что пороть меня будет именно здесь и чтоб не тянула время а по быстрее раздевалась и ложилась на лавку, гости в знак согласия зааплодировали. Я дрожащими руками сняла блузку и юбку, осталась стоять в лифчике и трусиках «стрингах», которые прикрывали только мою писю а попа была совершенно голая, но хозяйка сказала, чтоб я сняла с себя лифчик и трусы и не вздумала прикрываться руками, я сняла с себя всё и осталась совершенно голая, ну вот и хорошо-сказала Хозяйка а теперь ложись на лавку. Я легла на лавку а Хозяйка сразу привязала мои руки и ноги, а также ещё привязала меня и за талию, так что я не могла пошевелится. За твой проступок-начла хозяйка-я тебе назначаю 30ударов розгами, после того как я закончу тебя порть, каждый из гостей может самостоятельно выпороть тебя назначив столько ударов, сколько посчитает нужным и только как все собравшиеся решат, что ты наказана достаточно, ты сможешь уйти в свою комнату. Выбрав один из прутьев Хозяйка со свистом рассекла им воздух, подойдя ко мне она погладила рукой мою попу и говорит: Ах какая белая и гладенькая попа, ну ничего сейчас я её разукрашу хорошенько и с этими словами мою попу обожгло словно огнём, я дико закричала, а порка продолжилась.
Хозяйка порола меня не спеша но очень сильно, старалась не попадать по одному и тому же месту
делая всё новые и новые рубцы на моей попе. Когда она закончила порку, моя попа горела огнём,
а она обратившись к гостям спросила — Кто хочет тоже выпороть эту девку можете приступать. Первая поднялась дама на которую я пролила сок, взяв из кадки розгу и посвистев ей в воздухе, как это делала Хозяйка, дама подошла ко мне и говорит: — Ну сейчас, дрянь, ты у меня узнаешь, как проливать сок на дорогие платья, я тебе назначаю 100ударов. Порола меня дама тоже довольно сильно. меняя розгу после каждых 10ударов, во время порки я орала как резанная, было очень больно. Закончив меня пороть дама пригласила следующего, желающего меня выпороть, но к моему счастью желающих больше не было, только один мужчина предложил Хозяйки, чтоб завтра я их обслуживала абсолютно голой и если будет что-то не так с моей стороны, то он лично выпорет меня кнутом с конюшни, Хозяйка согласилась с предложением мужчины, меня отвязали и я потащилась зализывать раны в свою комнату.

   Первая порка Дашки
     -------------------
Это произошло уже довольно давно. Дашка к тому времени уже была привлекательной старшеклассницей с внушительными грудками и безмерно красивой круглой попой. Её довольно смуглая кожа и характерное лицо выдавали соответствующую национальную принадлежность к "народу Книги". Но, несмотря на свою привлекательность, тогда Дашка только начинала прилагать усилия для привлечения внимания противоположного пола.
Сейчас Дашка уже закачивает школу, имея за плечами внушительный опыт половых похождений. Но не это то самое главное, почему её приключения заслуживают столь пристального внимания. Куда интересне то, что по иронии судьбы Дашкиной попке приходилось иногда отвечать за её непослушание в очень пикантных ситуациях.
А первый такой случай выдался в аккурат в конец учебного года. Тогда мы, несколько человек, по приглашению Дашки согласились зайти к ней домой после уроков в последний день учебного года и за чашкой чая обсудить ушедший год и поделиться друг с другом планами на лето. Дашка жила минутах в двадцати ходьбы от школы на двенадцатом этаже. Пока мы в составе пяти-шести человек двигались в ту сторону, Дашка от чего-то решила поделиться с нами довольно-таки внутренними подробностями об их семье. Так как я давно дружил с Дашкиным братом Денисом и всё это знал, мне эти подробности были скучны. Дашкина мама, рослая и крепкая женщина, имела много любовников и часто их меняла. Отец Дашки об этом знал, но предпочитал молчать с целью неразрушения семьи. Вот такой вот он был еврей. Но я знал и о другом. Так как я был хорошо знаком с Дашкой, она рассказывала мне, что самый последний любовник её мамаши ей и самой понравился и она не прочь была с ним сама пофлиртовать. В общем, ему эта идея не особо понравилась, и, когда
похотливая Дашка сняла свои штанишки, выставил её вон с обещаниями рассказать всё маме, когда та вернётся из командировки. Это событие ожидалось через два дня, и Дашка не знала, что от него ожидать.
Дома у Дашки мы просидели недолго, когда входная дверь в её квартиру начала издавать характерные звуки. Это мама Дашки и Дениса, который поехал на пикник со своим классом, параллельном нашему, вернулась из командировки, почему-то раньше запланированного срока. По Дашке было видно, как неприятно было для неё это обстоятельство, ведь ожидался непредсказуемый разговор мамы с неудавшимся партнёром. Так оно и было — первым делом мама поприветствовала нас и пошла в свою комнату звонить. Дашка тоже схватила трубку и по мере продолжения разговора постепенно белела. Внезапно она кинула трубку, и буквально через секунду в комнату, где мы находились, ворвалась её мать, которая, наоборот, выглядела заметно покрасневшей от ярости.
Перед нашим взором предстала удивительная картина. Мама начала кричать на Дашку и сказала ей спустить штаны и лечь, положив попу на мягкий подлокотник дивана. Она вынула из юбки свой декоративный чёрный ремень, спешно сложив его вдвое. Дашка фактически потеряла дар речи и могла только робко просить прощеия и произносить отдельные слова насчёт того, что её раньше так никогда не наказывали и что здесь много её друзей.
В этот момент я понял, как не повезло Дашке с ремнём — тонкий и круглый в разрезе, он скорее был похож на средней толщины гибкий провод и, наверняка, стягал очень больно. Как я понял, перед нами должна была произойти самая первая порка этой юной красавицы — это следовало из того, что произносила Дашка, и что раньше она никогда не рассказывала мне о таких инцидентах.
Я не успел опомниться, как Дашка послушно повиновалась перед нашими глазами указаниям своей мамы. По её лицу мы могли наблюдать, как она напугана гневом матери и, вероятно, пытается сделать так, чтобы не злить её ещё больше. Она уже лежала, как сказала ей мать, нервно оглядываясь в её сторону. Джинсы её были расстёгнуты и спущены, что открывало взору пышную для её возраста гладкую довольно смугловатую задницу. Но было заметно, что прижимая ляжками верх брюк к внешней стороне подлокотника дивана, Дашка всеми силами старается удерживать свои штаны, чтобы они не спали ещё ниже и не продемонстрировали всем нам её девичью письку.
Я посмотрел на других невольных, но, по-моему, даже благодарных за это, зрителей, чтобы завпечатлеть в своей памяти выражения их лиц во время такого душещепательного события. Как и предполагалось, пацаны разинули рты и всецело устремили свои взоры на круглый объект наказаия. Была там и одна девчонка, Валька. Она тоже с неподдельным интересом разглядывала попу своей подруги, но я заметил на её лице ещё и некоторое волнение. Кто знает, может её тоже захотят выпороть! Ведь они то все так и не знали, за что наказывают Дашку.
И в это время, которое после появления матери и отдаче ей своей дочери соответствующих приказов было заполнено её криками и длилось не больше полминуты, мать нанесла первый удар по спешно оголённой Дашкиной попе. Удар был очень резкий и молнеиносный. Сразу после соприкосновения ремня с попой мама приложила усилия для того, чтобы отдёрнуть свой ремень обратно, тем самым причиняя наибольшую боль. Узкий красный одинокий рубец показался на девичьей попе, несмотря на то, что ремень был сложен вдвое. Дашка издала впечатляющий крик, но второй удар последовал незамедлительно. Он был абсолютно идентичен предидущему — такой же быстрый и резкий, оставляющий яркий рубец. Дашка орала от боли, а мама в ярости продолжала наносить всё такие же быстрые и болезненные удары, не оставляя пауз между ударами, насколько это возможно. "Мамочка, прости!" — вопило юное создание, вертя своей очаровательной попой, которой, однако, ни разу не удалось увернуться от всё новых и новых ударов. Где-то после десятого удара штаны, наконец, свалились, а трусы находились посреди ляжек, что уже не могло помешать полному характеру открывшейся картины.
Дашка уже не могла сдерживать себя и старалась раздвинуть ноги, насколько это возожно. Под очаровательной исполосанной попой появилась юная пися, которая, к моему удивлению, уже не казалось девственной, хотя установить это стопроцентно не представлялось возможным. Но мать не обратило на это внимания, приговаривая: "Вот так, опозорю тебя перед всеми, будешь знать!" или "Так тебе, повертись перед мальчиками!". Позже я узнал, что нам всем, находяшимся там, очень понравилось это зелище.
Дашка дрыгала ногами, вертела попой, визжала, выкрикивала матные слова. На это мать заметно усиливала удары, стараясь, однако наносить их параллельно друг другу, чтобы нарисовать аккуратную картину из красных полос. Она била свою дочь без всякого сострадания, невзирая даже на то, что Дашкина попка впервые знакомилась с таким наказанием. Вероятно, она была слишком обижена проделками её дочки и не желала ограничиться приемлимой для такого случая строгостью порки, применяя все свои силы для причинения Дашке невыносимой боли. Это было видно и по Дашке, чья попа подпрыгивала, и которая ревела словно ребёнок, безо всякого достоинства, умоляя мать прекратить.
После минуты экзекуции, что примерно соответствовало 40 ударам, мать стремительно бросила ремень на диван, на который упиралась попой и руками Дашка, и выша из комнаты. Дашка, поняв, что наказание окончено, после того, как я и другой пацан подошли и погладили её попку, попыталась встать, но ещё какое-то время находилась в этом заманчивом положении. Вдруг ей пришло в голову попросить нас полить её попу холодной водой.
"Красивые у тебя прелести" — промолвил я. "Классно тебя лупили" — сказал кто-то из мальчиков. Потом Дашка легла на диван выпячив голую отстёганную попу, которую Валька заботливо накрыла мокрой материей. Но я вскоре эту материю сорвал — так красивее, и Дашка ничего не смогласделать — слишком уж интересное зрелище открывалось, чтобы мальчишки позволили себе его упустить. Мы подвинули стулья и начали расспрашивать её про порку. Не сразу возник вопрос, за что же, всё таки её высекли, но она рассказала всё, как рассказывала мне. "Ну ты даёшь!" — искренне удивилась Валька.

    Письмо
     -------------------
Приветик Настенка. Я уже давно не задаю себе вопросов почему Питер, Москва, или даже Ереван, и так далее, список может занять с пол сотни строк… Но не Киев… И все равно я не жалею что родился в Киеве. Потому что в любом другом городе, а я был много где поверь, я бы не смог написать также как в этом городе. Потому что этот город просто создан для поэзии. Каждый его уголок пропитан историей Киевской Руси. Вот времена то были… Домострой…. Покорные девицы вяжущие для себе розги в пучки по пятницам накануне субботы.
А сейчас что? Матриархат и феминизм долбанный наступает по всем фронтам… Но все равно… Выходишь в этот парк, тот самый который описан в моем рассказе "Воспитание Елены", смотришь на эти ивы у воды, там есть совсем старенькие ивы. И думаешь, сколько же они перевидали… сколько женских пальчиков ломало для себя с них прутики, пусть не наманикюреных, без длильных ногтей, но не менее нежных ручек чем в наше время, пусть не таких раскованных и с кучей тараканов в голове, но не менее мокрых девочек от одной мысли что их будут пороть, от мысли "Меня сегодня выпорят", от мысли что бы было если б за этим подсматривал парень с соседской хаты, который ей не безразличен.
Что он бы видел то как она задирает юбочку, спускает пусть не современные сексапильные трусики, а простые панталоны которые носили в те времена. От этих мыслей у нее пробегают мурашки по позвонку, а к груди до самого горла подкатывает слодострасный комочек, который одновременно так приятно щекочет и обжигает и заставляет дыхание замереть, заставляет набухнуть и затвердеть своими острыми сосочками юное тело, а сердце перестать на мгновение биться, что б потом заколотится как после хорошего кросса. А потом это все спускается теплой волной все ниже от горла к груди, по нежным лопаткам скользит к изящной талии, оставляя на спине капельки пота, и доходит до самого сокровенного, где тут же выделяется любовной росой и начинается такой сладкий и мучительный зуд, который может быть удволитворен только чувством полного и глубокого заполнение чем то твердым, теплым и пульсирующим от напряжения..
И вместе с этим чувством другое чувство, чувство боли в иссеченных ягодках, которые вовремя этого всего сжимают крепкие мужские руки. И мысль о том что тебя взрослую только что пороли в этот момент придает тебе дополнительную сексуальность, чувствительность и женственность, потому что только что ты еще была нашкодившей девчонкой, которая с розовыми щечками от стыда и вожделения заголялась перед лавкой, перед своим милым, а сейчас ты уже взрослая и властная женщина, которая не смотря на то что у нее высечен весь зад, и пару полосочек розовеет чуть пониже на стройных ножках, готова свести сума и взять подконтроль любого мужчину лишь одним похотливым взглядом.
И ты это делаешь настолько умело, как опытная путана и настолько при этом краснея и стесняясь как невинная девушка, и все как в первый ваш поцелуй, все как в первый раз. И не какой наигранности, только искренние чувства стыда, в перемежу с болью и желанием… Лишь одна деталь состоящие из красно-розовых полосочек ниже талии свидетельствует о том, что вы уже давно знакомы друг дружке, и о том, что это ангельско-ельфическое создание с невинным взглядом и обалденной фигуркой уже успела заслужить хорошенькую трепку, которую ради тебя любимого перенесла достойно, как леди а не как доярка которую секут в конюшне.
Идешь дальше по парку и видишь березовые рощи. Я всегда задавался вопросом. От чего березовый сок такой сладкий, девственный и слегка соленый…
И лишь спустя много лет открыв себя в «Теме», я понял ответ… Потому что ветки этой самой березы впитывали в себя весь аромат девичьего девственного тела, их пот и слезы, а иногда и капельки крови с рассеченной кожи неопытной грубой рукой. И потом невидимой связью на молекулярном уровни передавали это все дереву, даже если до него были сотни метров и даже километры. Это изменяло его ДНК и привело к тому что сок этой березки становился не просто сладким а еще и… даже не знаю это надо попробовать, понюхать, это надо уметь почувствовать в этом соке, почувствовать то что так не понять обычным подкаблучникам и долбанным феминисткам.
Да, что то меня понесло сегодня. Надеюсь несильно загрузил. Жду письма с твоим фото. И надеюсь ты не против если я опубликую все выше написанное под названием «Письмо», я думаю ты же не одна Настена на весь ваш город. Вроде неплохой рассказик вышел пока тебе письмо писал. Да и еще, вот тебе парочку рассказиков, не знаю какой ты из них читала, поэтому высылаю все 4. До связи…
P.S: Из письма своей поклоннице, отвечая на вопрос почему место проживание именно КИЕВ… Дорогие девушки всем отвечу, а тех кто живет в Киеве и не слишком стара возьму на свое воспитание пишите, по прежнему жду Ваших писем. Лирик liriky@mail.ru

    Пока меня не будет
     -------------------
"Я договорилась о твоем наказании" сказала Лиза Джону по телефону.
Лиза была далеко, а завтра воскресенье — день его еженедельной порки.
"Я им рассказала, как тебя надо пороть. Мне бы хотелось, чтобы ты представил, будто тебя порю я и безропотно выполнял их приказы как мои собственные.
Это ясно?"
"Да мэм"
"Не опаздывай!" предупредила Лиза.
"Нет, мэм!"
"Ок, молодец. Хороших снов! Люблю тебя!"
"Я тоже тебя люблю" ответил Джон.
По адресу, который дала ему Лиза, располагалось старинное викторианское поместье. Сад был полон роз, солнце отражалось от кремовой краски. Пройдя через сад, Джон поднялся на крыльцо и нервно позвонил в дверь. Через несколько минут ему открыла высокая женщина в туфлях на шпильке, делавшей ее еще выше. На ней была блуза с глубоким вырезом, отороченным кружевом, и короткая юбка. Ее ноги казались невозможно высокими. Ее волосы цвета воронова крыла свободно падали на плечи. Ее глаза были пронзительно голубого цвета.
"Да?"
Внешность женщины так потрясла его, что несколько мгновений Джон не мог произнести ни слова.
"Мне назначено"
"Вам назначено что?"
Сначала Джон подумал, что он, должно быть, ошибся адресом, но ее одежда подсказала ему, что он пришел по адресу.
"Порка, мадам" сказал он.
"Входите", сказала она и закрыла за ним дверь, когда он вошел. Попросив его назваться, она открыла книгу, лежавшую на подставке.
"Ага, вот оно! Вам назначено у Алисии. Прошу следовать за мной".
Он пошел за ней через холл в офис, ее каблучки стучали по твердому дереву паркета. Джон мог видеть, как мускулы ее попы двигались под обтягивающей ее тканью юбки. Привратница села за стол, на котором не было ни бумаг, ни даже телефона. Наверное, именно через такие столы перегибают негодных мальчишек, с трусами, снятыми до лодыжек, чтобы выпороть их тростью, подумал Джон.
Открыв картотеку, женщина нашла нужную папку и положила ее перед собой. Достав из нее два листка, она углубилась в чтение.
"Ваша жена Лиза попросила нас наказать Вас в ее отсутствие. Наказание будет включать в себя строгую порку, во время которой Вы будете обнажены. Вы должны быть готовы к тому, что эта порка причинит Вам боль, после нее могут остаться синяки и рубцы. Во время порки Вас могут привязать к скамье. Будьте любезны, подпишите эту форму, если Вы согласны".
Джон дрожащими пальцами подписал документ.
Женщина взяла подписанный формуляр и положила его обратно в папку, которая затем была обратно заперта в картотеку.
Затем они вернулись в прихожую. Следуя за своей привратницей, Джон поднялся по лестнице темного дерева с резными перилами, покрытой темным ковром. Сперва он вообще не мог ни на что смотреть, кроме ее попы, которая ему очертания которой лишь подчеркивались короткой обтягивающей юбки. К его разочарованию, юбка была слишком длинны, чтобы дать ему рассмотреть ее трусики. Поднявшись, он поднял глаза и с изумлением увидел обнаженную женщину, стоящую на площадке.
Перила заканчивались высоким столбом полированного темного дерева. Запястья женщины были скованы над ее головой наручниками, пристегнутыми к вделанному в столб кольцу. Ее глаза были закрыты шелковыми шорами. Сопровождающая Джона привратница прошла мимо привязанной к столбу женщины абсолютно безразлично, как если бы площадка была пуста. Проходя нее, Джон увидел, что попа и верх бедер женщины были ярко-красными — видно, ее недавно пороли!
Его сопроваждающая, заметив, что Джон отстал, сказала "Она ожидает порки хлыстом. Пожалуйста, следуйте за мной!" Пройдя через холл, она открыла дверь спальни, впустив Джона внутрь и закрыла дверь. Внутри Джон увидел двуспальную кровать, накрытую кружевным одеялом, с большим количеством подушек. На одной стене висели разнообразные кнуты, хлысты, paddles, специальные ремни для порки. Рядом с кроватью стояла корзина для зонтиков, наполненная тростями.
"Разденьтесь до трусов, пожалуйста".
Джон нервно разделся. Ему было очень неуютно снимать с себя одежду, чувствуя на себе ее пристальный взгляд. Аккуратно сложив одежду, он положил ее на кровать, поставив свои ботинки под нее. Но привратница забрала его вещи. "Вы получите их обратно по окончании сессии", сказала она. "Алисия скоро подойдет и накажет Вас" — с этим словами она вышла, заперев за собой дверь.
Джон сел на кровать и стал ждать. Через несколько минут он услышал шлепки кожи по плоти и женские крики. Видимо, женщину на лестнице начали пороть, подумал он.
Еще через несколько минут открылась дверь и вошла женщина. Несколько коротких мгновений, пока дверь была еще открыта, Джон мог слышать звуки порки более отчетливо. Вошедшая была одета в черное кружевное белье. Ее лицо закрывала серая маска совы, заканчивающаяся острым клювом, закрывавшим нос. Нижняя часть ее лица была открыта. Из глазниц птицы выглядывали голубые глаза. Из-под серых перьев на ее плечи ниспадали золотистые волосы.
"Я Алисия" сказала она. "Сегодня я накажу тебя". Глаза Джона бегали от маски к ее полным грудям. Он мог различить неясные очертания ее сосков под черным шелком. Трусики — стринги образовывали черный треугольник между безупречно белыми бедрами. В руках она держала папку. Взглянув в нее, она спросила: "Ты Джон, а жена твоя Лиза?"
"Да, мэм"
Положив папку на ночной столик, Алисия спросила: "Сказала ли тебе жена, что тебя здесь накажут?"
"Да, мэм"
"Вчера я говорила с Лизой. Боюсь, что твое наказание будет включать очень суровую порку" — сказала она, почти сочувственно. "Для таких серьезных наказаний мы предлагаем по желанию наказуемого привязывание к скамье. Если Вы не воспользуетесь этим предложением, но, тем не менее, во время порки будете слишком сильно дергаться или сжимать попу, то мне придется все равно привязать Вас к скамье, но уже назначив дополнительное наказание. Поэтому подумайте, не лучше ли с самого начала попросить, чтобы Вас привязали, дабы избежать дополнительного наказания?"
"Меня не придется привязывать, мэм"
"Ладно, я всегда спрашиваю. Некоторые из моих наказуемых рыдают к концу порки и им трудно лежать спокойно".
Алисия села на кровать. "Будут ли у Вас вопросы перед тем, как мы начнем?"
"Нет, мэм"
"Хорошо". Указав на стену с развешанными paddles и ремнями, она сказала: "Принесите мне легкий paddle с краю". Джон повиновался.
"Спустите трусы и ложитесь ко мне на колени".
Джон смутился, когда почувствовал, как его напряженный член выпирает из трусов. Спустив трусы до середины бедра, он лег ей на колени, его член был при этом прижат к ее напряженному бедру. Но вскоре возбуждение от трения члена о ее бедро было прервано сильным ударом, нанесенным paddle по его заду.
Алисия размеренно порола его, сильно шлепая paddle по заду. Через некоторое время она сделала паузу, давая ему возможность перевести дух. Погладив его попу, она произнесла "Ты был хорошим мальчиком и лежал спокойно!"
Она возобновила его порку, на этот раз уже нанося более сильные удары, каждый из которых заставлял его вскрикивать. В конце экзекуции попа Джона горела.
"Ладно, милый. Вставай и снимай трусики". Он скинул трусы на пол.
Алисия указала ему на кровать, в ногах которой была подставка для колен, наподобие тех, которые используют в церквах. "Встань на колени и ляг грудью на кровать!" приказала она. Он выполнил ее приказание. Подставка под колени была так высока, что его задница оказалась приподнята высоко вверх. Подойдя к корзине для зонтиков, Алисия выбрала ротанговую трость и встала позади него. Джон услышал свист трости и в тот же миг его задницу ожег первый удар. Она порола его очень сильно, положив первый удар в верхней части его попы, а остальные постепенно нанося чуть ниже предыдущего с замечательной точностью. Во время порки Джон орал не переставая.
Потом Алисия устроила Джону краткую передышку, потрогав пальчиками вздувшиеся на его попе рубцы, после которой возобновила порку.
Следующая передышка была дана Джону тогда, когда Алисия меняла ротанговую трость на синтетическую пурпурную, более тяжелую и строгую. Под конец Джон не мог удержаться и сжал ягодицы, заработав тем самым два дополнительных удара, которые Алисия нанесла сильнее остальных.
Закончив с тростью, Алисия убрала ее в корзину и взялась за тяжелую деревянную массажную щетку.
"Вставай, милый. Я хочу, чтобы ты теперь снова лег ко мне на колени".
Когда Джон был уже у нее на коленях, она сказала "Это будет очень болезненная порка, дорогой. Я порю тебя от имени твоей супруги и я бы хотела, чтобы ты думал о ней во время порки".
С этими словами она начала порку щеткой, ударяя попеременно то по одной, то по другой ягодице. С нарастанием боли, он все явственнее и явственнее представлял себе свою жену, на время забыв, что это не она задает ему его воскресную порку. Наконец Алисия велела ему подняться.
"Пожалуйста, подожди меня здесь, я скоро вернусь".
Когда она повернулась к нему спиной и пошла к двери, Джон мог рассмотреть ее круглую попку под черными трусиками.
Он начал неистово тереть свои исхлестанные ягодицы и бедра, с тревогой думая о том, закончено ли на этом его наказание. Через десять минут вернулась Алисия и повела его через холл. Пока они шли, Джон не переставал разглядывать ее задницу. Наконец они достигли темной деревянной двери в конце зала, которую она отворила и посторонилась, пропуская его вперед. Зайдя вслед за ним, она затворила дверь.
В центре комнаты стояла скамья для порки. Сбоку от нее стояла женщина, на которой, как и на Алисии, не было ничего кроме черного кружевного белья. Ее лицо было закрыто маской сокола, ее черные волосы были заплетены во французскую косу. Поверх трусиков на ней был надет черный страпон. Черный дильдо торчал как эрегированный силиконовый член. В правой руке она держала черный хлыст.
"Это Анна" — сказала Алисия. "Она произведет оставшуюся часть наказания, назначенного Вам женой". Подойдя к скамье, Алисия сказала "Подойдите сюда, пожалуйста. Для второй части Вашего наказания я разложу Вас на скамье".
Он лег на колени. Скамья была в виде буквы V, из-за чего его торс и колени оказались внизу, попа в верхней точке примерно на уровне пояса.
"Будьте добры, расставьте ягодицы" — приказала Алисия. Он потянулся назад и растянул свои горящие половинки. В этой позе он чувствовал себя беззащитным, с задницей, выставленной на всеобщее обозрение на скамье для порки. Послышался звук выдвигаемого ящика комода а затем звук натягиваемой резиновой перчатки. Алисия несколько раз вставила ему в попу затянутый в перчатку палец, смазывая его попу лубрикантом.
"Пожалуйста, вытяните руки вперед и возьмитесь за ручки" сказала Алисия снимая перчатки. Затем она привязала его руки, бедра и щиколотки к лавке. Теперь он чувствовал себя еще более уязвимым, привязанный к скамье с выставленной задницей и раздвинутыми ногами.
"Теперь Анна Вас накажет", сказала Алисия и вышла.
Анна погладила его по заду. "Я смотрю, Алисия хорошенько выдрала тебя" сказала она, проводя пальчиком по рубцам и синякам на его заду. "Такая горячая, истерзанная попка!" сказала она с сожалением. "Я должна тебя высечь. Комната звуконепроницаема, так что можешь орать сколько тебе угодно". С этими словами она стегнула его хлыстом. Удар пришелся поперек рубцов, оставленных тростью, и Джона охватил приступ дикой боли. Она продолжала медленно, размеренно и очень сильно пороть его хлыстом. Эта порка казалась ему бесконечной. После двадцатого удара она повесила хлыст на крючок. Джон слышал, как она намазывает дилдо гелем. "Твоя жена попросила, чтобы в конце наказания тебя хорошенько отымели в попку, милый" — сказала Анна. "Поэтому или ты сейчас расслабишься и примешь в себя мой дильдо, или я выдеру тебя хлыстом так, как тебе и не снилось!"
Она прижала кончик дилдо к его анусу. "Давай, милый, расслабь сфинктер и впусти его! Или мне придется выпороть тебя! Давай, двигай на меня свою попку!" Джон попытался расслабиться, но сфинктер упрямо не пускал в себя дилдо. Она встала. "За это ты получишь еще десять ударов!" И вновь хлыст обрушился на задницу Джона. После десятого удара Анна опять ткнула дилдо в анус Джона. Представив, что это была Лиза, трахающая его после порки, Джон двинул зад навстречу ей так сильно, как это позволяли ремни, которыми он был привязан к скамье. Наконец, Анна вошла в его зад. Она начала медленно трахать его, постепенно наращивая темп, шлепая бедрами по его исполосованной заднице. "Ну вот, молодец! Давай, подставляй попку, давай, давай, прими его ради меня!" Она трахала его не меньше пяти минут.
Пока она снимала дилдо, он оставался привязанным к скамье. Подойдя к раковине, она сняла с дилдо презерватив и выкинула его в медицинский мусорный бак. Затем она повесила страпон на стену и вымыла руки.
Подойдя к нему, она сказала "Мне понравилось тебя наказывать". Она погладила его попу "Скоро вернется Алисия".
Через несколько минут вошла Алисия с его вещами. Она отвязала Джона от скамьи и велела ему одеваться. "У меня назначена еще одна порка через несколько минут. Мне понравилось пороть тебя, надеюсь, Лиза опять пришлет тебя к нам, если соберется уезжать. Я ей скажу, что ты терпел свое наказание как хороший мальчик".
С этими словами Алисия ушла. Еще через какое-то время вошла привратница и вывела его из дома.
Когда через два дня Лиза вернулась, следы на его попе, оставленные Анной, были еще видны

Порка на двоих
     -------------------
Саша смолоду увлекался эротической поркой. Но по закону подлости все его бывшее девушки не были сторонницами такого вида развлечений. И вот однажды его направили на летнею практику в небольшое село по близи киевской области. Лето обещало быть очень жарким. Было начало июня. Саша еще долго матюкался по поводу того, что его столичного парня заперли в такую глухомань. Он учился на хирурга, а в селе Дубкино как раз временно нужен был помощник хирургу в местном медпункте. Приехав на место Саша поселился на квартире у какой-то бабки, с которой универом яко бы заранее было договорено. Его смена заканчивалась в 20:00, а потом гуляй Вася.
Саша конечно завидовал тем одногруппникам, которым выпало проходить практику в Киеве, ведь они после своей смены спокойно шли тусоваться на Майдан, или еще куда не будь. Саша уже здорово пожалел что нагрубил декану. Но скучать Сашка не привык, так что с окончанием своей смены он активно изучал местные достопримечательности. Особенно ему нравился небольшой лесок с озерцом в нем. Он стал ежедневно наведываться туда после смены.
Там он и познакомился с Анной. Девушка была самая обыкновенная. Милое личико, раскосые карие глазки, небольшой носик, слегка вспухшие губки, прямые черные волосы до нежных изящных лопаток, стройная фигурка, не большая грудь, с озорно торчащими сосками из под купальника, утонченная талия переходившая в длильные стройные ножки. На первый взгляд настоящий ангелочек, но Сашка как столичный парень этим всем сильно удивлен не был. Единственное, что заставило его действительно отличить эту, на вид 19–20 летнею, девушку от остальных, так это ее раскосые карие глазки, как у девушек с востока, с хитреньким взглядом, даже слегка похотливым. Но самое главное, это плавки которые обтягивали настолько аккуратную, упругую попачку, словно ее выточил скульптор. Саша поймал себя на мысли, что более классной попки он не видел не у одной из девушек до этого. Широкие бедра, длинные ножки, как говорится высоко поставленные, которые заканчивались не большими, но настолько круглыми и выпуклыми полушариями, что даже самые простенькие плавки, которые их не сильно обтягивали, не могли скрыть ихних упругих и вздернутых форм. Под двумя изящными кругляшками, там где они переходили в длильные ножки, даже если ее ножки стояли вместе, образовывалось сердцевидное пространство, подчеркивающие округлость и широкость бедер с вытонченностью талии. Вверху это сердцевидное пространство заканчивалось двумя отчетливо просматриваемыми холмиками половых губок, которые словно вспухли прорезаясь через ткань плавочек. Это говорило про то, что либо эта девушка была на данный момент сильно возбуждена, либо это у нее от черезмерного воздержание. Обычно в ее возрасте если и ходят целками, то активно занимаются рукоблудием. Уведенное говорило за то, что скорее всего, даже если она уже и не девушка, то секса у нее не было уж очень давно.
Саша уже мысленно представил, как эта малышка задрав подол платится, ложится к нему на коленки, для 50 смачных шлепков по выставленной попке, в сексуальных обтягивающих стрингах, за опоздание на свидание. Саша конечно же познакомился с Анной. Они каждый вечер купались в озере, после чего ходили гулять по окрестностям, но всегда ближе пионерского расстояние Анька Сашу не подпускала, а ровно в 22:30 он провожал ее дамой. Так было с неделю или две. Саша узнал, что живет Анна тоже в Киеве, что его сильно обрадовало, а на летние каникулы приезжает проведать деда с бабкой. По рассказам ее дед был старой закалки и держал ее в ежовых рукавицах. У Саши зародилась мысль, что возможно он чистенько работает над Аниной покой за провинности. Эта мысль не давала ему не есть не спать. Он хотел это узнать, но Анна на вопросы типа:
— Чего ты так боишься прейти позже 22:30, ну покричат на тебя и успокоятся.
— Если бы…
— А что?
— Да нет, нечего…
Увиливала от ответа Аня, и после подобных разговоров густо краснела до кончиков ушей. Спустя две недели Сашка таки сломал эту пионерскую дистанцию. Они уже активно целовались и Сашка частенько шарил у Аньки под коротенькой клетчатой юбочкой, мацая ее за прелести. Даже через трусики Ани Сашина рука вся блестела от ее выделений. Она призналась, что еще девочка и до него даже целоваться нормально не умела. Саша этим был приятно удивльон, ведь она уже взрослая девушка.
И вот у Сашки зародился коварный план, умышленно задержать Аньку до 23:00. Когда он ее провожал на пороге уже ждал злой дед, который за ухо уволок Аньку в дом, подгоняя смачными шлепками по заднице. На следующий день все ожидания Саши оправдались. На озеро Анна не пришла, значит это скорее всего что не хочет светить исполосованными прелестями. Под юбку Сашу тоже не пускала дня два-три, и на вопрос почему, лишь густо краснела, а от легкого прикосновения через ткань юбки к попачке, сильно вздрагивала, громко хватая воздух открытым ротиком или томно постанывала прикусывая нижнею губку, как при ласках под юбкой перед волной микро оргазмов.
Заканчивалась Сашина практика и на последок Аня опаздывала домой на часа два.
С: Послезавтра мне прейдется ехать домой.
А: Я приеду в Киев, как только смогу.
С: Слушай, мы уже серьезно задержались, тебе опять влетит?
А: Не в первую…
С: Следы долго видны?
А: А ты откуда знаешь?! — Смутилась Анька и на ее щечках появились румянцы.
С: А то не видно как ты притронутся к себе не даешь после подобных опозданий, а на речке даже юбку не снимаешь.
А: Дня три-читыри. Сидеть спокойно могу на третий день, и то не всегда. — Сказала Аня потирая руками свою попку, словно в предвкушении предстоящего, в то время как ее щеки уже пылали от пожара, словно после десятка подщечен.
Воцарила затяжная пауза, в тот момент когда они подошли к Анькиному дому. На пороге встретил, впрочем как обычно в таких случаях, ее дед.
Д: Ну милая, ты вообще совесть потеряла!
С: Это я ее задержал.
Д: Молодой человек, вам эта юная леди не рассказывала не разу, что ей бывает за непослушание.
С: Нет.
Д: Анна расскажи своему молодому человеку, как ты визжишь на лавке под ивовым прутиком.
А: Деду, ну не надо, пусть он уйдет…
Д: Нет моя милая, я сыт по горло твоими выходками! Если он действительно тебя любит, то будите высечены оба, по 30 прутьев каждому, а если он откажется, ты получишь все 60, и мне плевать сколько ты после этого не сможешь сидеть, ясно! Да и еще, прутья закончились, так что завтра пойдешь с утра за ними, что б до вечера в рассоле вымокли. Ожидание порки заставит вас молодые люди подумать над своим поведением. Всего хорошего. — И дед хлопнув дверью вошел в дом, оставив их на едене.
А: Саша ты не должен… — Саша сделав жест рукой, дал понять что б она замолчала.
С: Завтра вместе пойдем за розгами, встретимся в 7:30 у озера, там много плакучих ив. — И они расстались.
Настало утро. Саша в указанное время ожидал Анну у озера. Без нее он не рискнул преступить к нарезке прутьев, так как понятие не имел как это правильно делается. В его голове кипел пожар. Сегодня перед ним будут пороть эту смачную попку. Ведь он до этого лишь лапал ее под юбкой, но так не разу и не видел ее, так как Анна уж очень стеснительна, а сегодня он не просто увидит все Анины прелести, но и будет свидетелем ее порки. Но самое главное, что и его самого высекут перед ней. Это все заводило Сашу так сильно, что его дружек, если б не плотная ткань джинс, вырвался б наружу. Мысленно он решил, что вынесет свою первую порку в жизни как мужик, и будет себя вести, как можно сексуальней.
Анна решила тоже пофлиртовать воспользовавшись моментом. Она одела розовые тоненькие стринги, спереди через кружева которых просвечивались остатки растительности на ее лобке, выбритого этим утром. Они словно оттеняли и без того тугую, упругую и до безумия аппетитную круглую попку девушки, врезаясь меж ее половинок. Затем последовали белоснежные чулки, с кружевными резинками на верхней части бедер. Коротенькая клетчатоя воздушная юбка, как у школьницы, и коротенький топичек, обтягивающий, уже взбухшие от желание соски, которые отчетливо пропечатывались сквозь тонкую белую ткань, в месте с небольшим ореолом вокруг них. Она сама чуть не кончила от собственной сексуальности, когда надевала туфельки на высокой шпильке перед зеркалом, увидела как при наклоне обнажается часть кружевных резинок на чулке, а если наклонится по ниже, то и часть почти ни чем не прикрытых полушарий ягодиц, которые вырезались из-под тоненькой полоски ткани меж ними, выглядывая из-под подола коротенькой юбочки.
Увидев Аню Саша потерял дар речи. Анна же мысленно уже смерилась, что ей придется сегодня задрать юбку перед ее парнем. От этого было стыдно, так стыдно что пропадал страх перед предстоящей поркой, но вместе с тем возникало томное жжение между ног, там в уже, от одной мысли об о в всем этом, в промокшей ткани трусиков, в ее промежности стучали молоточки, вызывая желание вперемежку со стыдом. Ей и раньше было стыдно, что ее, 19 летнею девушку секут как ребенка, ведь она уже сформировавшаяся девушка со всеми упругими изящными формами. И ей приходится задирать юбку перед дедом. От этого всегда было стыдно и начиная с 13 лет, что-то еще, не обеснимо приятное внутри внизу живота. Но сегодняшнее чувство переплюнуло остальные разы в десятикратном размере. Она вся дрожала от возбуждения, у нее даже был легкий жар. Ее щеки пылали огнем. Всю ночь она представляла себе, как ей придется лечь на лавку в присутствии ее любимого парня, задрать подол коротенькой юбочки, и вопросительно взглянуть на деда, можно ли оставить эту тонкую защиту девичьей стыдливости, в виде розавеньких стрингов. Она представляла как кокетливо выставит, слегка приподняв прогнувшись в спинке, свою и без того выпуклую попачку, как будет сексуально вздрагивать прикусив губку и издавать томные стоны с легким повизгиванием при каждом новом ударе розги, от которой будут взбухать все новые и новые алые полосы на ее беззащитной попке, делая ее еще сексуальней. Нет, она не мазохистка, и даже не когда не увлекалась подобными вещами. Просто это все само по себе безумно возбуждает девушку. А так же и то, что ее парня тоже будут сечь в ее присутствии. С этими мыслями Анна долго мастурбировала перед тем как заснуть. Она кончала и кончала, все новые и новые волны сладострастных оргазмов заставляли ее девичье тело биться в судорогах наслаждения на уже мокрой от ее пота постели. Она выгибалась в спинке и запрокидывая голову назад, громко ловила ротиком воздух, продолжая тереть измученный клитор. Но желание не уходило все равно… Измученная Анна заснула лишь под утро. Ее вульва и клитор продолжали гудеть от напряжения, а из киски ее соки стекали на и без того промокшую простынь от ее пота и выделений.
А: Приветик!
С: Привет!
А: Ну что, преступим?
С: Давай. А какие резать?
А: Длиной метра полтора, гибкие и хлесткие, толщенной чуть меньше мизинца у основания. Затем очищай от листьев и складывай сюда. — Указала Аня на траву у своих ног. И они преступили к нарезки прутьев.
С: Ну, кажись хватит?
А: Сколько у тебя?
С: С двадцаток.
А: У меня где-то также, должно хватить, давай еще чучуть нарежем, что б про запас. Я меньше всего это люблю делать, это ожидание и подготовка хуже самой порки.
Когда Анна подпрыгивала за очередной веткой ивы, ее воздушная юбочка в складочку подлетала, открывая Сашиному взору кружевные резинки чулков. Когда они закончили, Аня знала, что Саша уже изрядно заведен от ее прыжков за ветками и специально нагнулась за уже срезанными прутиками, не згибая коленок, медленно открывая Сашиному взору не только все чулочки, но и часть попки.
С: Классные трусики. Но плохо защищать будут.
А: Какая разнится, все равно их прейдется снять.
С: Но видь они нечего не защищают.
А: Это скорее дело принципа.
С: И когда мне к тебе приходить?
А: В часов шесть. Прутья должны пропитаться в рассоле.
С: Это что б больнее было?
А: Да, и для дезинфекции, иногда кожа лопается если розгу дернуть на себя, это называется порка с оттяжкой.
С: И часто тебя так, с оттяжкой?
А: С семи лет раз или два в неделю, а что?
С: Но ведь ты уже взрослая?
А: Да, но ведь тебе нравится моя попка?
С: Да, но причем туту это?
А: А при том, что порка полезна для девичьей попки, особенно с детства, конечно если пороть с умом. Ведь она стимулирует развитие ее чувственности кожи, упругости, даже влияет на развитие широких бедер у девушки-подростка, благодаря регулярному притоку крови к ягодицам, разбивает целюлит и т. д… Ну и конечно воспитывает девушку покорной и смеренной. Ты ведь рад, что твоя девушка девственница, или как вы парни выражаетесь целка-патриотка в свои 19?
С: Что целка да, а вот что патриотка не очень.
А: Ну вот, это тоже спасибо розге.
С: Знаешь, а я всегда мечтал увидеть как порят девушку, особенно мою любимую, да и еще с такой классной попкой как у тебя. А больше всего мне хочется выпороть тебя собственноручно!
А: Ну-ну милок, остынь. Это успеется. Вот если у нас с тобой дойдет дело до свадьбы то и выпорешь, а после и женщиной сделаешь.
С: Это как выпорешь, в смысле перед самой свадьбой?
А: Это у нас в семье традиционно, жених дает первую воспитательную порку своей невесте.
С: Ты сказала первую?
Да, а затем порет на протяжении всей совместной жизни, когда та провинится. Я не мазохитска и меня это особо не радует, что мою задницу будут драть даже после замужества, хотя я считаю это правильно и справедливо. Жена должна быть послушной девочкой и во всем слушаться мужа, а если что под прутик. Прутик должен быть тоненьким, но не слишком, тогда он не когда не навредит женской попке, а как я уже сказала на оборот полезен, если только в меру. В отличии от ремня, прыгалок, и прочих традиционных предметов воспитание, он не оставляет синяков, а боль гораздо сильнее чем от ремня, уж можешь поверить чем меня только не пороли, даже крапивой! Я сама попросила остановится на розге из ивы. Прутик ивы становится розгой лишь после того как его вымочат в рассоле часов 5. Кстати, не могу сказать, что это не заводит, что-то в этом есть и наверняка довольно сексуально рассматривать на следующий день свою исполосованную попку в зеркале, наказанную любимым. Ну ладно, до вечера, пока.
С: Счастливо!
И они разошлись.
Настал вечер.
Саша собирался к Анне. Он сильно хотел надеть черные брюки с белой рубашкой, но боялся что его не падающий кол, будет торчать из них при Анне, хотя она итак все увидеть.
Сашу на пороге встретила Анна. Она была одета как и сутра в клетчатую юбку с топикам и туфельками на высокой шпильке. Ее голос дрожал. На щеках были румянцы то ли от возбуждения то ли от стыда, хотя скорее всего от того и другого вместе.
А: Идем, все готово. — Сказала она дрожащим срывестым голосом и они вошли внутрь. Узким темным коридором, с слегка затхлым запахом, они вошли в гостиную. Она была светлая, не смотря на то что окна были уже предварительно зашторены. По среди большой комнаты уже стояла выдвинутая на середину деревянная лавка, на которой лежала не большая подушечка. Саша как любитель порки сразу понял ее назначение. Она подкладывалась под низ живота Анны, для того что б приподнять ее попку повыше. Саша бросил невольный взгляд на попку девушки и подумал, что это лишнее, так как она у нее и без того будет приподнята. В комнату вошел дед.
Д: Ну голубчики готовы? — в ответ тишина. Саша посмотрел на Анну. Та будто бы была готова провалится сквозь пол и при этом всем больше всего хотела быть именно тут и сейчас.
Д: Анна, почему до сих пор не принесла розги, анну марш! — Аня вышла из комнаты и вернулась тут же с корытом в руках, в котором мокли длильные ивовые прутья.
Д: Вот и хорошо! Ну, кто будет первым, прошу. — И дед указал рукой на скамейку. Анна уже взялась за подол юбочки и думала направится к лавке, как Саша ее опередил. Щелкнув ремнем на черных брюках, он его расстегнул и потащил молнию ширинки в низ. Трудно описать тот взгляд которым Аня буквально съедала каждое движение Саши. У нее задрожали коленки и по телу прошла томная дрожь. Сашины брюки упали перед лавкой. Из трусов выпирал огромный орган. Он и их спустил. Аня впервые в жизни видела парня голого, да еще и возбужденного.
Д: А тебя заводит то что она тебя видит. — Про хихикал дед, с ехидной улыбкой.
Саша посмотрел на Анну. Она стояла не подвижно с слегка приоткрытым ротиком, ее пухленькие бантиковидные губки были влажными, щеки пунцовыми, она тяжело дышала, от чего ее ямочка на шейке билась как у птички загнанной в угол. Встретившись с Сашей взглядом, она тут же опустила глаза, похлопывая своими длильными слегка загнутыми ресничками, смутившись еще больше прежнего. Она стояла перед ним словно ковыряя носочком туфельки пол согнувши ножку в коленке, сведя руки спереди в замочек и похотливо улыбаясь посмотрела на него из-под черной пряди волос свисавшей челки. Саша лег на лавку. Дед выбрал прут. Посвистел им в воздухе проверяя на гибкость. Сашины ягодицы напряглись и рослабились в такт этому свисту. Аня улыбнулась и подумала: «Точно как у меня в таких случаях». Затем она затаила дыхание, словно это не Сашу будут пороть, а ее.
Д: Ну что готов? — Спросил дед, взглянувши на Анну, котороя наблюдала происходящие во все глаза, словно боясь пропустить малейшею мелочь. Саша лишь кивнул головой в ответ. Дед еще несколько раз проверил прутик в воздухе на гибкость, и начал пороть. Первых пять ударов Саша выдержал молча, лишь свист прута розсекавшего воздух комнаты нарушал тишину и скрип лавочки от легкого вздрагивание Саши всем телом, при каждом новом ударе, оставляющим розовую полосу на белой попке, которая быстро краснела. Анна стоя рядом, при каждом ударе по Сашеной попке, слегка жмурилась незаметно вздрагивая сжимая и раслобляя ягодицы, словно второй не видимый прутик полосует и ее попку вместе с Сашиной. Затем Сашка начел издавать легкие стоны. После двадцатого удара он уже не контролировал себя и громко вскрикивал после каждого удара. Его попка была все иссечена красными полосами, и каждый новый удар был как прикосновение раскольонного железа. Внезапно для него самого все закончилось, когда казалось что конца не будет вообще. Он встал и с трудом натянул трусы с брюками. Развернулся застегивая ремень и взглянул на Аньку. Еще не когда до этого она не казалась ему более прекрасней чем сейчас. Именно такая: смущенная с растрепанными волосами, с похотливым взглядом, ее глаза просто искрились от желание и возбуждение. Но была ее очередь и она была явно смущена и ей было стыдно, что сейчас придется заголятся перед любимым парнем, но как не странно именно это ее так возбуждало, что ее пробирала дрожь, и она поняла, что кончит еще задолго до конца порки, так как так сильно ей еще не хотелось не когда ранее. Она и раньше кончала под розгой, но всегда считала это каким то пороком и старалась об этом не думать. Но это происходило редко и под конец особенно суровой порки. После подобных случаев подушечка на которой она лежала была вся мокрая и дед стыдя ее добавлял десяток горячих. Меньше всего она хотела что б это случилось сегодня, но поняла, что это неизбежно, уж слишком сильно она была возбуждена. Ее соски настолько набухли, что топик уже вовсе не скрывал девичьих прелестей, а лишь предавал сексуальности. Трусики, так те вообще хоть выкручивай. Именно в этот момент Аня поняла, что хочет быть высечена перед своим парнем, это действует сильнее секса, это не передать словами. Ей не было так сильно сладко, когда она наблюдала порку Саши, как сейчас, осознавая то, что должно произойти. Именно в этот момент она поняла, что для девушки естественное желание быть выпоротой своим любимым, ощущать стыд и боль одновременно, которые отдаются внизу живота чувством сильнее всякого множественного оргазма, который она неоднократно испытывала лаская себя в одинокой постели. Она наконец поняла, что нету не «нормальных», не «мазахисток», просто это естественное желание для каждой девушки. Просто не каждая этот дар успела в себе открыть. Даже природа и та позаботилась о том, что б женская попка лучше всего подходила для порки по своему строению и сексуальности, без которой нельзя открыть ее полной красоты. До нее дошло, что девушка создана для послушания, а мужик для ее воспитание. Все это промелькнуло в ее голове за считанные секунды. После этого, холодный пот отошел от ее лба и она лукаво улыбнулась взглянув на Сашину гримасу, затем не спеша, сексуальной походкой покачивая бедрами, как модель на подиуме, направилась к лавке, не дожидаясь дедавого приглашения. Аня подошла к лавке и взялась за подол своей коротенькой юбочки. Саше казалось что его сердце вот-вот остановилось, а в груди что-то волнительно-сладко за щекотало. Он почувствовал как его брюки просто трещат от давления его члена изнутри.
Д: Погоди Анна! Нечего своим задом перед парнями светить. Этот молодой человек доказал что любит тебя, а теперь я считаю что ему стоит пожалеть твою девичью стыдливость, и подождать за дверью.
Саша обломано развернулся и не довольно поплел к двери в коридор с мыслями, что если не увидит то хотя бы услышит как будет петь это милое создание под розгой. Но тут его остановила Аня.
А: Саша постой. — С этими словами она развернулась к нему всем телом, сделав поворот таким быстрым, что ее юбка слегка взлетела в воздух, показав ее деду пикантность белья, которое одела девушка ради такого случая. Дед понял все без слов, так что Аня могла и не продолжать. Аня же в свою очередь заметила, как сильно оттопырились Сашины брюки, и лишь кокетливо улыбнулась ему, поправляя волосики со своих румянцев на щеках.
А: Это не справедливо с твоей стороны! Я ведь видела Сашину порку, почему он не может посмотреть как будут сечь меня?! — Бросила Анна раздраженным голосом деду.
Д: Перебьется, нечего до свадьбы на твои прелести заглядываться, если любит по настоящему то еще успеет, так что и надоест.
С этими словами Саша не согласился, так как не мог понять как такое тело может надоесть, но решил промолчать.
А: Да я согласна, но ты знаешь что мне будет ужасно стыдно при его присутствии во время порки, а ты сам говорил, что стыд это неотьемлимая часть наказания!
Д: Да это так, но ведь дело не в этом, правда! Посмотри на себя, ты ведь уже вся дрожишь от возбуждения. Скажи просто, что хочешь похвастаться своею сексуальною фигуркою, да еще и в такой пикантной ситуации, когда твою юную девичью попку секут розгой.
С: Да это так, и что! Да я хочу что б ты меня высек перед ним, да меня это возбуждает, и я от одной мысли об этом уже вся мокрая еще со вчерашнего вечера.
Д: Заткнитесь, сучка, что ты себе позволяешь!
А: А что, деду, ты меня сечешь в 19 лет, да еще и в присутствии моего парня, не важно в комнате он или все слушает под дверью, и хочешь что б я не кончила под розгой от возбуждения?! Извини но я не фригидная!
Д: Ну что ж раз так, то будь по твоему, пускай смотрит! Но учти, пороть я буду с оттяжкой, и попробуй тока хоть раз прикрыться руками или вильнуть задом! Начну пороть заново, с первого удара, поняла?! Ты меня знаешь! — Ворчливо пробурчал недовольным голосом дед.
А: Да, и еще одно, пусть меня высечет Саша, раз он уже остался. Не волнуйся он знает как пороть и что такое порка с оттяжкой я ему лично поведала на кануне. Ему осталось лишь опробовать свои теоретические знания на практике.
Д: Ну ты малая вовсе оборзела, наверное барзометр вовсе со строя вышел! Ну да ладно, коль уж остался пускай и сечет. Только при одном условии, что раз он не опытен, то ты получишь на десяток прутьев больше назначенного, согласна?
А: Хорошо… — Тихо выдохнув, сказала еле слышно Аня, понимая что это будет не легко.
Саша стоял не просто в шоке, а даже более того. Если на Земле и есть состояние нирваны то он был именно там. Наконец сбылись все его самые сокровенные мечты.
Аня снова развернулась к лавке, и стала на нее на коленки, даже не сняв туфелек на шпильке. Дед понимал то что происходит и решил не делать замечание насчет этого. Затем плавно, не торопясь, Анна потянула за подол юбочки в верх. Ее длильные стройные ножки обнажались сантиметр за сантиметром. Обычно когда она так медлит то получает выговор с дополнительными розгами от деда, но тут он решил дать ей свободу действия и не торопил, а лишь с интересом наблюдал на реакцию Сашки. Вскоре подол юбочки начал открывать кружевные резинки чулков, зачем последовали краюшки попачки, выступавшие выпуклыми полумесяцами из- под краюшка уже почти задранной юбки. Не подымая ее до самого верха, Аня потащила вниз за тоненькие полоски ткани шелковых стрингов, которые обтягивали ее бедра. Она медленно спустила их до коленок. В этот момент ее юбка была полузадрана, открывая лишь часть попки и блестящих от выделений взбухших половых губок, которые буквально съедал голодным взглядом Сашка. Затем Аня легла низом живота на подушечку, после чего высоко, до самой талии, задрала подол юбки, так что даже были видны ее две сексуальные ямочки чуть ниже поясницы над попачкой, и тихо жалобно вздохнула. Аня вытянулась стрункой на лавке, протянув руки в перед, сжимая в ладошках края лавочки она прогнулась в спине, словно приподымая попку над подушкой. Ее аппетитная попка оказалась самым высоким местом. Саше не мог налюбоваться этой картиной, ее изящными и круглыми формами тела. Оно было просто совершенно. Дед подошел к Саше.
Д: Ну, видишь как она перед тобой выстелилась! Всыпь этой похотливой сучке так что б неделю сесть не смогла. — Процедил злобно дед сквозь зубы.
Саша подошел к корытцу с розгами и выбрал самый длильный тоненький и на его взгляд хлесткий прутик. Анна следила за ним взглядом, стараясь этого не выдать, поворачивая лишь зрачки карих глазок выглядывая из-под рассыпанных волос, оставаясь при этом лежать на лавке не подвижно. Затем не проверяя его на гибкость, подойдя к лавке, без предупреждения Саша стегнул им Аньку по торчащей попке, дернув им на себя. Девушка вздрогнула всем телом не издав не звука. Лишь свист розги и алая полоска, которая быстро краснела, на девичьей попке перечертив ее четко на самой выпуклой точке обе половинки, говорили о первом ударе. Через пару секунд, когда Саша полюбовался на деяния рук своих, он стегнул Анну еще, затем еще и еще… Саша порол девчонку не торопясь, со вкусом и оттяжкой. После каждого очередного удара Анька вздрагивала всем телом, но продолжала молчать как партизанка вцепившись в лавку и прикусывая губы до крови. Саша как художник укладывал параллельные полосы на беззащитную, уже изрядно исхлестанную попку девушки. Иногда удары не выходили параллельными и перекрещивали предыдущие. В эти моменты Саша видел как особенно сильно вздрагивает тело девушки, а руки судорожно сжимали края лавки, и начал умышленно ложить розгу поперек предыдущих ударов, стараясь при этом что б она максимально много перечеркнула уже вспухших красных рубцов на попке девушки, которая так смиренно и покорно отдалась в его распоряжение. Лишь на двадцатом ударе Анна прогнулась в спинке, сильно дернулась прикусив нижнею губку и томно резко выдохнула. Это была лишь половина порки. На ее попке полосы от прутьев словно сеткой покрывали всю ею поверхность, так что уже стараться попасть специально по поротому месту накрест не было смысла. Саша деловито опустил розгу, и забыв о присутствии деда, погладил исхлестанную поверхность Аниной попки, отчего та вся просто вздрогнула словно от удара тока, задрожала всем телом, и податливо прогнулась в спинке подавая свою исхлестанную попачку на встречу его руки, незаметно разводя ножки в стороны, словно приглашая его пальцы внутрь мокрого пульсирующего девственного влагалища. Ее дыхание участилось и стало прерывистым. В момент самого прикосновения она чуть слышно простонала толи от боли толи от возбуждения. Дед глядя на это недовольно похмыкал в зажатый кулак, от чего Сашина рука тут же отдернулась назад, а Аня томно вздохнула. Саша обошел лавку с другой стороны и продолжил порку. Анна уже громко стонала при каждом новом ударе, выгибаясь всем телом, подбрасывая попку слегка вверх за прутиком. Она уже вся кипела от желания, и активно терлась лобком об подушку, которая уже и без того была вся мокрая, особенно после того как Анину попку погладил Сашка. Ее ерзанья вскоре стали настолько откровенны, что были замечены как дедом так и Сашкой. На двадцать девятом ударе она начала тихонько повизгивать при каждом последующем ударе. После 39 удара, Аня еле заметно раздвинула ножки в стороны и лукаво взглянула на Сашку слегка повернув голову на бок. В ее взгляде читался стыд, желания и мольба сделать то что она хочет. Саша все понял без слов и последний удар нанес так что кончик прутика хлестнул по мокрой промежности, влага которой только усилило боль прикосновения кончика розги к столь нежному и сокровенному месту девушки. В это момент Анна громко вскрикнула затрясясь в судорожном оргазме и слетев с лавки упала не подвижно на пол на бок, поджав свои длильные ножки в коленках под себя, обхватив их руками. Ее исхлестанная попка была прелестна в этой позе словно спелый персик. Через мгновение ее сотрясли еще несколько беззвучных судорог оргазма, после которых она осталась лежать неподвижно с закрытыми глазами и приоткрытым ротиком жадно ловившем воздух. Дед молча вышел из комнаты, дав понять что б Саша о ней сам позаботился. Саша же подойдя к Анне, поднял ее обессилившее тело на руки и понес в сторону дивана у окна. Положив ее не живот он пошел за тряпкой которую вмокнул в рассол из-под прутьев и слегка выжал после этого, и заботливо начал обтирать пораженные места попки девушки, холодной жгучей материей. Аня же громко стонала от боли вперемежку с жутким возбуждением. В эту ночь она стала женщиной, получившей первую порку от своего любимого и потерявшая девственность за один день…

    Порка от сестры
     -------------------
Мне было тогда 15лет, а сестре 18, родители уехали отдыхать по путёвке, а меня с сестрой оставили дома и поручили ей следить за моей учёбой и моим поведением.
Когда родители уехали сестра сказала мне, что я должен буду пока не будет родителей беспрекословно слушаться её и ежедневно показывать дневник, а за непослушание и двойки она будет меня пороть(меня как и её родители регулярно пороли, но её не порят уже больше года, а мне всё ещё продолжают пороть, правда ни меня. ни её не пороли в присутствии друг друга) я конечно возмутился и сказал, что у неё ничего не получится, так как она со мной не справится. Она спокойно ответила что когда заслужу порку, тогда и посмотрим, а если что, то когда приедут родители она всё расскажет отцу и уж он выпорет меня как следует. На следующий день я по русскому и математике получил сразу две двойки, придя домой сестра попросила показать ей дневник, и я с усмешкой подал ей дневник,(мне было интересно, что она будет делать) она увидев двойки сказала, что нотации читать мне не будет, а как и обещала выпорет меня, на что я ответил с издёвкой, что у неё не чего не получится и хлопнув дверью убежал гулять. Когда я пришёл домой, то увидел, что к сестре пришли шестеро подружек, они сидели в комнате и заметив меня они поздоровались со мной и сказали чтоб я проходил к ним, как только я зашёл в комнату они схватили меня заломив мне руки, так что я не смог пошевелится. Сестра сказала мне, что раз она сама не сможет со мной справится, то позвала на помощь подружек и сейчас они все будут меня пороть по очереди, с этими словами она стала снимать с меня одежду. Девчонки раздели меня полностью, перегнули через спинку стула, привязав за руки и ноги к ножкам стула. В такой постыдной позе я абсолютно голый с выпяченной попой и разведёнными ногами стоял перед ними. Взяв из шкафа ремень сестра сказала, что раз я не послушался её и не дал ей самой себя выпорть, то теперь я получу во много раз больше и эту порку запомню на всю жизнь, с этими словами она она с силой опустила ремень на мою попу, от неё я получил 30ударов ремнём и каждая из её подружек тоже всыпали мне по 30раз, так как сестра с подружками пороли меня со всей силой и без жалости, то попа моя вся горела после такой порки я орал и плакал во всё горло. Ну что? Спросила она, хватило у нас сил выпороть тебя? Так тебя наверное и отец ещё не порол? Но для тебя наказание ещё не закончилось, сказала она и тут я увидел как в комнату вошла одна из подружек с охапкой ивовых прутьев. А сейчас мы тебя ещё и розгами выпорем сказала сестра. Я был в ужасе, до этого меня только один раз отец порол розгами, тогда он всыпал мне раз 20 и было жутко больно, рубцы на попе после той порки долго не сходили. И тут мои мысли прервал свист розги и жгучая боль на попе, как и в первый раз первой начала порку сестра, во время она говорила подружкам, чтоб они так же как и она пороли меня со всей силой и не забывали по чаще менять розги, девчонки с большим желанием выполнили указания сестры, каждая из них. Как и ремнём так и розгами мне досталось по 30 ударов от каждой. После такой жуткой порки сестра отвязала меня и разрешила встать, девчонки расселись на диване и стульях, а мне абсолютно голому сестра приказала встать перед ними по стойки «смирно», что я, боясь ещё одной порки, сразу же выполнил. Сестра спросила меня согласен ли я теперь до приезда родителей беспрекословно слушаться её и выполнять все её приказания? Я ответил согласием.

    После уроков
     -------------------
«Мисс Ньеучик! — выпалил я, — Я делаю вам серьёзное замечание, вы меня поняли?… Я жду вас сразу после уроков.»
Красная от стыда старшеклассница поморщилась и повернулась на стуле лицом в обратную сторону. Другие ученики тихонько зажужжали — как всегда, когда знали, что кому-то после школы придётся возобновить знакомство с моей розгой. Нэнси поёрзала в явном трауре местом, отчётливо осведомлённом о будущей боли. Я ничего не сказал, угрозы не повторил — и спокойно продолжал мой урок.
Когда прозвонил звонок, Нэнси встала из-за своего стола — медленно, пока прочие ученики выходили. Наблюдение за ней повергло в дрожь моё сердце. Я был захвачен этим зрелищем. Её кожа была великолепной, чистой, как горное озеро. Сине-зелёные глаза излучали энергию и страсть. Вид пухлых грудей мучил меня, выпирая из-под такой консервативной школьной блузы. Мои руки, желавшие поскорее проскользнуть под её платья на эти прелестные бугорки. Я вспоминал прошлый раз, который не забыл. Я не мог забыть изгиба её бедра, взмаха её ягодиц при наказании.
О, это была лисичка, ангел, богиня-подросток! Я любил её мощной страстью, глубоко неучительским чувством. Я едва мог дождаться, пока уроки не закончатся.
День был невыносимо длинным, но наконец три часа прошло. Последний звонок прозвонил — и за десять минут школа опустела, стихла. Я услышал мягкий стук в мою дверь.
«Войдите», — сказал я.
Нэнси Ньеучик вошла. Она была одета, как перед тем: светлая синяя блузка и обтягивающая джинсовая юбка. Она выглядела великолепно. Мои глаза широко раскрылись, когда она заперла изнутри дверь и затем медленно пошла на меня…
«Вы хотели увидеть меня, мистер Бенсен?»
«О, да!» — я едва не плакал от счастья. Наш поцелуй был сладким и всеобъемлющим, он продолжался очень долго. Мы были оба чуть не задохнулись от него.
«Я чуть не упустил тебя», — признался я Нэнси.
«Я умирала от страха, верите? На всех этих уроках…»
«Я тебя понимаю. На других уроках ты, говорят, чаще получаешь плохие оценки, а на моих… Я так долго хотел поиметь тебя, а ты так долго меня игнорировала…»
«В следующей четверти буду провиняться у вас почаще, я обещаю, — засмеялась Нэнси. — Я и вправду могу быть очень непослушной».
Я тоже рассмеялся и поцеловал её снова; на этот раз мои руки потянулись к ней, лаская блузу снаружи. Она не надела накакого бюстгальтера, маленькая негодяйка, так что соски, как ниппели, были твёрже скалы. Я ущипнул их в знак симпатии, и это сделало девочку-подростка красной, заставило застонать. Через минуту её грудь была полуобнаженной, я присосался к ней, а руками заскользил по её гладкой ноге. Я проскользнул до промежности и почувствовал влажность. Она была готова.
«Эй, ты же провинилась, — обрёл я дар речи. — Думаю, есть нечто, что мы должны сделать сначала…»
«O-о-о, — раздался недовольный стон Нэнси. — Пожалуйста, мистер Бенсен, проявите милосердие…»
«А ты хотела прийти и остаться нетронутой? Ты не подумала, что это может привлечь чьё-то внимание?»
После короткой паузы и затем длинного вздоха она согласилась: «Хорошо. Но пожалуйста, сделайте это не очень больно».
Я подошёл к шкафу и взял оттуда заготовленную розгу — толстый, хлёсткий прут берёзы. Он жалил, как дьявол, и двоечница Нэнси знала такой прут слишком хорошо.
Нэнси ждала около моего стола, задирая юбку. Я указал ей, чтобы она нагнулась. Приказание было исполнено, но было очевидно, что девчонка не слишком счастлива от этого.
Для наслаждения её нервозностью я немного погладил промежность в течение нескольких секунд прежде, чем начать её драть. Там всё было влажно и будило дрожь с благоговением.
Вжик! Острый первый укус розги был очень сильным. Нэнси завизжала и завиляла попой, как не может вилять человек. «Ooуууу! Пожалуйста… не так больно!»
«Я должен сечь тебя так, чтобы это было похоже на реальную порку, — сказал я самым прозаичным своим голосом. — Несомненно, твои подруги захотят увидеть следы у тебя на твоём заду».
«Это вы, чтобы я была погорячей! Я знаю, — со слезами на глазах сказала она, — Но мне же правда больно! Я хочу не так, а как-нибудь по — друго-о-ому…»
«Молчи и терпи!» Вжик! «Оооо-о-о-ох!» — Нэнси подпрыгнула с моего стола, дёрнула вниз юбку и заревела. Я быстро поймал её и целуя бегущие по щекам слёзы, зашептал в мягкое ушко, чтобы она потрогала свои трусики — она потрогала, улыбнулась и скоро застонала от удовольствия. Я снова положил её зад на мой стол.
«Положенное наказание я прерываю, — продолжал шептать я. — Сейчас мы погреемся по-другому…»
Прежде, чем она смогла протестовать, я сдёрнул с неё трусики и положил тело девчонки, перекинув через моё колено. Голый зад завилял передо мной, и я звонко шлёпнул его. Она вскрикнула, но потом тихо захихикала от этого сюрприза. Я пошлёпывал всё сильнее, постепенно поднимая её. Тело Нэнси дрожало и тряслось, почти танцевало на моём колене — так она извивалась под моими ладонями.
«Теперь придётся потерпеть ещё, мисс Ньеучек, — прорычал я самым твердым голосом, на всякий случай, чтобы было слышно за дверью. — Вы же знаете, что заслужили это…»
«О-ооо-ох!» — застонала она, виляя бедрами, хотя я уже не трогал её. Она приняла игру. — «Пожалуйста, остановитесь!»
Вместо ответа я снова её шлепнул, стараясь, чтобы получилось громко. Моя рука «смазала», а покручивание ягодиц, ставших розовыми и очень тёплыми, сводило с ума. Кожа была мягкой, задик — круглым. Я мог бы шлёпать её целую ночь, но ладонь уже заболела. Между тем моим ногам было не очень приятно — штаны сопротивлялись желанию. Я остановил экзекуцию, поднял Нэнси на ноги. Она мягко приникла ко мне на секунду, а потом запустила руку между своими ногами.
Трусики Нэнси спустились к щиколоткам, так что она просто перешагнула их. Я сделал вид, что опять хочу согнуть её и протянул руку к розге… В глазах истекающей желанием девчонки появился ужас. Вжик! Я свистнул розгой по воздуху, а она по инерции вскрикнула. Две пурпурных полоски уже украшали её ягодицы, и видно было, как ей не хочется получать прутом ещё.
В этот день я чувствовал себя жестоким и готовым на солидную порцию розги этой ученице, постоянно гуляющей где-то вместо того, чтобы учить уроки. Впрочем, я примерно догадывался, на что уходит у негодяйки время, отведённое на домашние задания — вот и сейчас она на моих глазах грациозно расстегнула юбку, оставшись в блузке. Нэнси снова потерла себя, выгнула спину дугой и сама двинула задом в сторону моей розги. Кремово — белые ягодицы были немного красными и накрест пересечёными красными следами. Я больше не мог терпеть, я сопереживал ей, совершенно забыв о положенных ей за двойку двенадцати ударах. Я расстегнул брюки. Стоя, я приник к выгнутой около стола горячей попке Нэнси и отбросил розгу на пол. Прошло совсем немного времени, как я снова пришёл в себя, удачно кончив. Она благодарно стонала, и я погладил её повлажневшие ягодицы.
Несколько секунд визга Нэнси, а также свой последующий оргазм я воспринял так, как будто не было подготовки к этому длиной в полдня. Впрочем, довольно скоро я захотел её снова, и Нэнси снова закрутила частью, к которой я прижался так, что невозможно было оторвать. Выпоротые ягодицы подмахивали и колыхались под моим весом и чувствовалось, что Нэнси захотела так, что всё готова сделать для меня…
Мы лежали, соприкасаясь нашими телами, восстанавливая дыхание. Нэнси была в полном беспорядке — волосы растрёпанные, обвитые вокруг шеи, грудь вылезла из-под задранной блузки и изящно болталась. Я надеялся, что я выгляжу всё же ближе к уставу школы, но не был тоже в этом уверен.
Наконец, Нэнси поднялась на ноги и начала одеваться. Я наблюдал за ней, не двигаясь. Когда она была готова, я медленно последовал за ней. Мы помогли друг другу принять презентабельный вид, ликвидировав все следы нашей небольшой деятельности. Затем Нэнси сделала шаг к двери, чтобы уйти.
«На следующей неделе?» — прошептал я. Она глотнула и поглядела на меня смущённо, но ответила:
«Когда моя задница заживёт. И не так больно в следующий раз, o’key, мистер учитель?»
«Я боюсь, что вы будете чаще повторять свои правонарушения, — усмехнулся я, — чем ваша задница будет заживать, мисс Ньеучек. Каждая следующая розга должна быть больнее, чем в последний раз. Вы же знаете школьные правила!»
Она кивнула, наклонив голову, чтобы поклониться на прощание. Когда её взгляд снова упал на меня, то улыбка была мягкой и интимной. «Это действительно не такая большая цена, чтобы заплатить за такой кайф, — сказала девчонка, глубоко и с удовольствием вздохнув. — Я никогда не чувствовала себя так здорово.» Её рука потёрла болезненный зад…
«До следующей недели», — попрощался я шёпотом, целуя её.
«До следующей недели», — ответила она, сияя глазами.
Она закрыла дверь за собой, а я устало рухнул за стол. Впереди была целая неделя без любимой, хотя и крайне неприлежной ученицы.

    Потерянный клиент
     -------------------
Пола твёрдо постучала в двери офиса мистера Деккера. Каждый, кто мог увидеть её в этот момент, ни за что никогда не догадался бы, что за уверенным лицом Полы скрывалось такое волнение, какого она никогда не испытывала. «Никогда нельзя показываться людям робкой, — твердила она себе, — я просто вспомню это, перетерплю, и всё».
Она не представляла себя в такой ситуации в течение по крайней мере пяти последних лет. Это было нечто такое, о чём она в общем-то думала, но никогда никому не поверяла своих мыслей. Тем более Пола не могла представить, что подобная вещь должна случиться с ней снова. Пола готовилась быть наказанной — и наказанной телесно. За уик-энд Пола имела много времени, чтобы вспомнить университетские годы и знакомство с мистером Платтом, директором колледжа для девушек имени святой Бернадетты. Последний был твердым авторитарным учителем, который верил в пользу телесных наказаний как средства прежде всего пристыдить ученицу-нарушительницу перед всем колледжем; директор никогда не применял другие методы наказания — всякие там, например, дополнительные уроки или задерживание подопечных в классах.
Пола выглядела зрелой девушкой ещё в школьные дни. Вместе с тем она была ещё очень непосредственна. Деловой мир учил её, что ей нужно набросить на себя вуаль твёрдости, чтобы успешно конкурировать в этом собачьем мире торговли компьютерного программного обеспечения. К своим 23 годам она преуспела, сочетая в себе естественное обаяние и приятную внешность с некоторой сталью в характере. На самом деле она часто чувствовала, что клиенты продолжают вести переговоры только потому, что нравится видеть её красоту — но не красоту девочки в баре, а такое выражение лица и такой изгиб упругого тела, с какими она выходила разве что из гимнастического зала.
Последняя пятница принесла очень много интересного. Клиент пригласил её в перерыве на ленч, где она имела глупость поддаться его обаянию — обычным искусственно скроенным улыбкам очередного командированного. Командированный предложил вместо обеда бокал вина, и она согласилась. Согласилась и на второй. Между тем директор занял своё рабочее место в то время того, когда ещё не все вернулись с ленча. Это было необычно: чаще всего дела имели тенденцию делаться им в пятницу особенно медленно — в связи с приближающимися выходными и от усталости результатами недели. Секретарша Деккера, Элайн, искренне не поняла, зачем Поле было нужно лично войти с этим покупателем к боссу. Девушка говорила себе, что хотела показать своё непревзойдённое мастерство: приехавшего за пакетом баз данных удалось «раскрутить» на полную катушку. На самом деле Пола просто не могла оторваться от этого приятного во всех отношениях мужчины. Она никак не ожидала этого нелепого падения, шума в голове, такой грубой отповеди начальника и удаления в свою комнату…
По прошествии трёх дней — входя в офис и снова вспоминая всё это — она не могла поверить, что была так небрежна. Небрежна, чтобы упустить самого ценного клиента из-за простейшей глупости, трехсот граммов вина, опьянения, падения. Пятничные нотации всё ещё очень свежо и громко звучали в её мыслях — она не переставала поражаться силе голоса мистера Деккера. Пола была потрясена, как быстро она сказала ему, что хочет быть наказанной именно поркой, хотя реальной альтернативой было просто согласиться на урезание жалования и потерю комиссии от этой продажи. Ей не так уж нужны были эти лишние деньги — она могла легко найти себе другую работу с той же зарплатой, но… Пола зашла в кабинет и почувствовала, как кровь приятно прилила к задней стороне её тела: произошло это после первого же взгляда на стол: там лежала хорошо знакомая ей по колледжу гибкая трость.
«Я надеюсь, вы хорошо подготовились для этого, Пола», — пробасил Деккер. Она ничего не сказала, только опустила голову и пристально смотрела на свои туфли. «Я рад, что вы сделали этот смелый выбор. Не буду делать секрета, что вы ещё совсем девчонка, так что мне очень хочется выдрать вас. Как вы знаете, вам предстоит получить шесть раз вот этой тростью по голому заду. Не хочу говорить больше относительно вашей неосторожности, так как знаю, что это больше не повторится. Теперь вы всегда будете соединять в уме вино с теми болью и стыдом, через которые придётся пройти».
Она начала дрожать, но чувствовала, что должна сконцентрироваться на словах Деккера, как это ни трудно сделать. Начальник продолжал: «Есть несколько правил, которые вам нужно помнить. Если вы их забудете — получите дополнительное наказание. Во-первых, вы будете держаться руками за край стола всё это время и производить минимум шума. Ни в коем случае не предпринимайте попыток отскочить от удара или вскочить после него. Во-вторых, вы будете считать удары после их получения. Наконец, вы простоите после наказания столько, сколько я вам скажу. Вы мне поняли?» — Пола кивнула — «Хорошо. Теперь давайте, оголяйтесь и становитесь к этому столу. У вас фигура красивая — не стесняйтесь». Пола медленно прошла в угол комнаты и расстегнула юбку. «Повернитесь ко мне!» — прогремел Деккер. «Да, сэр?», — повиновалась она вполне смиренно. «Юбку можно было бы и оставить! Главное — снять трусики…»
Все её огромное доверие к начальнику появилось с момента входа в кабинет. Незабываемые годы колледжа имели огромное значение — одного вида трости было достаточно, чтобы девушка оказалась полностью под его управлением. Кстати, Пола имела в этот день свой собственный небольшой секретик: плотные белые трусики, на которые теперь падал пристальный взгляд Деккера, были теми же самыми, которые она носила в последний раз, когда наказывалась в колледже. Правда, то последнее наказание было всего лишь слабым пошлёпыванием, но она старательно восстанавливала в памяти боль и жжение, которое потом сопровождало неудобство сидеть.
«Давайте, переходите к столу», — и Пола оказалась стоящей перед столом прежде, чем подумала об этом. — «Спустите ваши трусики до колен». — Она реагировала автоматически. Деккер остановился, чтобы получше рассмотреть белые ягодицы. Подчинённая несомненно была красивой, как он раньше этого не замечал?… «Поворачивайтесь». — Пола почувствовала холод настольного покрытия, соприкасающегося с её теплым телом. Она вытянула руки и ухватилась за противоположную сторону стола. Деккер держал трость в руках и несколько раз свистнул ей по воздуху, соблюдая паузы. Для Полы не была очень уж нов этот звук: она удивилась, как хорошо его запомнила с времени учёбы. Мистер Платт, директор, всегда делал перед поркой так же.
«Ну, помните правила, Пола». — Она сжалась. Деккер отступил на один шаг, поднял трость и мгновенно опустил её с приличной силой в самый центр распростертого на краю стола девичьего зада. Пола реагировала всплеском рук, судорожным сжатием и разжатием ягодиц, а через мгновение — вскриком. Начальник легонько ударил тростью по её локтю: «Я же говорил, не отпускайте стол. Мы начнем снова с первого удара.» — «Ох, нет, не надо, сэр!» — «Надо! Ваше наказание теперь расширяется лишним ударом».
Пола собралась и задержала дыхание. Она поняла, что мистер Деккер не собирается проявлять в отношении неё никакой гибкости, кроме гибкости трости. Несмотря на жгучую боль, она снова согнула спину над столом. Её ожидание показалось подобно целой минуте. Второй удар просвистел и обрушился чуть пониже первого. Ягодицы Полы снова не остались неподвижными, но руки вцепились в стол мёртвой хваткой. Мистер Платт в колледже часто велел обхватывать руками собственные коленки. Потом Пола обнаруживала на коленках синяки.
«Это уже хорошо. Я думаю, мы с вами… с тобой подружимся» — послышались после её визга слова начальника. Третий удар быстро последовал за ними, приласкал ягодицы ещё ниже, почти у самой складки, производя язвительные слёзы в глазах наказываемой. Следующее мгновение ожидания боли заглушило все её мысли. Четвертый удар пришёлся по самому верху её ног. Пола завопила так, словно её разрезали, но через секунду спохватилась и взмолилась при себя, чтобы Деккер не среагировал на слишком громкий крик лишним ударом. Он немедленно сделал это: «Не вопи… А то получишь ещё, маленькая выпивоха!» — но похоже, ему особенно приятно было слышать именно этот вопль. Последовало новое длинное ожидание. Пола не выдержала и внутренне как бы запросила быстрейшего продолжения. Она даже выпятила ягодицы, как бы подставляясь под трость, ища её. Но этот уже желанный удар был очень коварным: трость пересекла две уже вспыхнувших на ягодицах девушки красных полосы и легла наискосок. Боль была невероятной, хуже чем все те розги, которые она получила в школе. Шестой удар оказался сюрпризом: он последовал так быстро за пятым, что казалось, был менее свирепым. А может быть, она уже притерпелась. Пола вспомнила, как она решилась просить именно телесного наказания: она перечитала ещё раз визитную карточку клиента, из-за которого попала в эту ситуацию и подумала, что ей будет что рассказать ему при следующей встрече… Конечно, если он согласится… Конечно, если она вспомнит, куда засунула визитку…
В запасе у Деккера всё ещё было два «штрафных» удара. Финал пришёл после невыносимо томительного ожидания. Эти два удара были снова очень болезненными, «нарисовав» на попе Полы две диагонали. «О-о-о-о! Ну, кажется всё, — подумала она сквозь слёзы, — слава Богу, что не до крови, а так это всего лишь несколько дней неудобства!»
«Вы можете встать», — снова перешёл на «вы» начальник. Неподвижно лежавшая животом на столе Пола поднялась на ноги и повернулась, столкнувшись взглядом с Деккером. «Вытрите ваши глаза вот этим, — весело и даже как-то насмешливо сказал тот, передавая платок, — и можете протереть ваш задик, так как я его неплохо обработал». Благодарная Пола воспользовалась случаем, чтобы умерить боль в ягодицах и смахнуть слёзы с глаз. Несмотря на то, что юбка отсутствовала, а её трусики обвивали в данный момент щиколотки, она не спешила одеться. Мистер Деккер выглядел гораздо приятнее, чем все месяцы до этого.
«Ну что же… Должен поздравить вас с хорошим наказанием. Восемь ударов тростью — очень приличная трёпка. — Деккер опять расплылся в улыбке. — И тем не менее, так как вы обнаружили всё-таки отклонение от правил, которые я вам рассказал…»
У Полы появилось противное школьное чувство — ненависть к поучениям после порки. Разве обязательно нужно теперь мистеру Деккеру всё это говорить? Лучше бы сказал о клиенте. Впрочем, какой клиент… Он исчез из её мыслей ещё до того, как трость завершила свою работу. Теперь хотелось уйти подальше, забиться в туалетную комнату, встать на коленки и выплакаться, держа левую руку между ногами.
«…Но так как вы, дорогая моя девочка, не считали удары, как установлено в правилах, вы возвратитесь сюда два раза в течение двух следующих недель для повторения этого наказания… Довольны? Я вижу, вы на седьмом небе. Погодите, после второго наказания у вас исчезнут все ошибки, а после третьего так возрастёт производительность труда, что можно будет повышать вам жалованье… и приглашать в ресторан… А теперь одевайтесь и уходите, мне же тоже хочется, чёрт возьми, побыть одному!»
Пола не знала, смеяться ей или плакать.

    Преступление и наказание
     -------------------
ВВЕДЕНИЕ
8 сентября 2009 года. Посёлок Монетный близ Екатеринбурга. В дачном домике на окраине посёлка проживает Анна Семёнова, женщина, на вид лет 40–45. Живёт она одна, так как детей не имеет, с мужем давно в разводе, а родители уже умерли.
Но сейчас, во время карантина в школе, с Анной живут две её племянницы — Оля и Таня, дочери сестры Анны — Натальи.
Давайте узнаем этих трёх девушек поподробнее:
Семёнова Анна Николаевна:
Дата рождения: 31 октября 1966 года
Физические данные: 163 см, 66 кг, размер груди II
Внешние данные: волосы русые, до плеч; недурна на лицо; упитана в меру
Вредные привычки: курит сигареты, временами выпивает.
Третьякова Ольга Дмитриевна: Дата рождения: 12 декабря 1992 года
(Продолжить)
Физические данные: 168 см, 52 кг, размер груди II
Внешние данные: блондинка, волосы до лопаток; очень симпатична; стройна
Вредные привычки: не имеет
Учёба: учится в 10 классе средней школы; крепкая хорошистка, но прогульщица
Третьякова Татьяна Дмитриевна:
Дата рождения: 3 августа 1995 года
Физические данные: 157 см, 48 кг, размер груди I
Внешние данные: очень длинные каштановые волосы, не особо симпатична, чуть полна
Вредные привычки: не имеет
Учёба: учится в 8 классе средней школы; учится плохо — на "2" и"3"

ГЛАВА I
ВОРОВСТВО

Итак, 8 сентября 2009 года. Приблизительно 15:30. На улице пасмурно, временами моросит дождь. Анна возится в теплице, девочки сидят на втором этаже дома. Таня сидит в аське, Оля лежит на кровати и смотрит в потолок.
В комнате довольно тихо. Внезапно Таня говорит с досадой:
— Блядь, прикинь, опять денег на балансе нет. Вроде первого сентября только сотню положила… Четыре рубля осталось.
— Нехрен столько в аське сидеть, — спокойно, не отрывая взгляд от потолка, ответила Оля. — Сама виновата.
— Бля, не пизди, и так тошно, тут ты ещё…
— Рот заеби, овца, я с тобой спокойно разговариваю!
Оля привстала.
— Ладно, прости… — вздохнув молвила Таня. — Просто заебос как бабки нужны.
— Блядь, да возьми у тётки, вон кошелёк лежит!
— Ты чё, дура что ли? В кошельке она сразу пропалит. Вот бы знать, где она остальные бабки хранит…
Оля призадумалась.
— Хм… Батя бабки в книге прячет. Мож тётя тоже.
— Может быть. Давай поищем!
— Тебе надо, ты и ищи! Тоже мне… Меня не впутывай!
— А ты не пропиздишь никому?
— Бля, нет конечно! Я не красная, тем более сегодня я тебя покрою — завтра ты меня!
— Ну ладно тогда… Я пошла искать!
— Удачи!
Оля снова легла на кровать. В лежачем положении она пробыла минут двадцать, а затем неожиданно резко встала, подошла к стеллажу с книгамии тоже приступила к поиску.
— Чё это ты, помочь решила?! — удивилась Таня.
— Нужна ты мне! — усмехнулась Оля. — Просто я в Бурге недавно магазинчик такой пиздатый присмотрела… Заебок! Там такой ремень здравый кожаный за косарь, джинсы путячие прикупить можно, и блузка шёлковая прикольная продаётся…
— Ну тогда давай! Вдвоём быстрее!
— Ага!
Девушки искали уже больше часа, но всё безрезультатно. Таня предложила закругляться, но Оля вдруг закричала:
— А! Танька, я нашла! Ого! Да тут… целое состояние!
— Ааа… В натуре! Заебос!!!
Оля принялась считать деньги, а Таня всё выглядывала из окна — не идёт ли тётка.
— Ну что? — спросила Оля. — Не видать?
— Да нет, в бане чё-то мутит, спины никак не разогнёт. Как у тебя?
— Щас, подожди, считаю…
— Жду… (после некоторой паузы) — О, вон в сортир пошла! Срать захотела наверное!
— Дак блядь неудивительно! Столько сожрала за обедом! Срать она до-о-о-лго будет!
— Досчитала?
— Да! Здесь 35 тысячных купюр, 11 пятисоток и ещё есть доллары.
— Нееее… Нахуя нам доллары? — удивилась Таня
— Действительно. Если сложить, то получится 40 тысяч 500рублей. Предлагаю не трогать пятисотки, а взять тысячные.
— Не, Ольк, позволь я возьму одну пятисотку, закину на телефон!
— Ну хорошо, забирай. А сколько тысяч берём?
— Да мне трёх хватит! — ответила Таня
Оля, отдав сестре деньги, сказала:
— Ну а я пока возьму семь. Или нет, семь много?
— Бля, да бери сколько надо!
— Ну ладно, возьму пока пять, потом ещё у мамки стяну.
Не успела Оля убрать деньги в карман как за спиной девушек раздался голос тётки:
— Та-а-а-ак! А чем это мы тут занимаемся? А? Девочки?
— Да, да, да, да так, ни-ни-ни-ч-ч-чем! — промямлила Оля очень испуганным голосом
Она убрала книгу за спину…

ГЛАВА II
РАЗБИРАТЕЛЬСТВО

— А что утебя за спиной, Ольга?
— Да так…
— Покажи! — грозно велела Анна
— Тётя Аня…
— Ну быстро!
Оля отдала тётке книгу.
— Та-ак! — усмехнувшись, сказала Анна. — И много взяли?
— Мы… — начала Оля
— Мы не успели взять, тётя Аня! — нашлась Таня
— Хм…Возможно. Но вы же хотели взять денежки, так ведь, девочки?
— Да, потупив головы, — ответили сёстры
— А это ваши денежки?
— Нет.
— Зачем вам деньги? Ольга, вот тебе лично?
— Мне…одежду купить хотела, — уже более хладнокровно ответила Оля
— А у матери с отцом не могла попросить?
— Не дадут…
— А добрая тётушка Аня, твою мать, прямо рокфеллер! — Анна злилась с каждой минутой всё сильнее и сильнее.
— Тётя Аня, простите, мы так больше не будем! — взмолилась Оля
— А ты помолчи, Татьяна! — отрезала Анна. — Хотя нет… Скажи мне, зачем тебе нужны были деньги?
— На телефон положить хотела…
— Ну на такое дело родители точно дали бы денег!
— Они мне неделю назад сотку давали…
— И где сотка?
— Кончилась
— Меньше надо по телефону разговаривать! — заметила Анна
— Она не разговаривает, у неё аська! — сказала Оля.
— Ольга, помолчи, сейчас не с тобой разговариваю!
— Простите, тётя Аня, — сказала Таня и густо покраснела.
Анна усмехнулась:
— Прощу! Обязательно прощу!
— Правда? — обрадовались Таня и Оля
— Правда! — ответила Анна. Вот жопы обеим выдеру и прощу!
Сёстры испуганно переглянулись.
— Что заткнулись-то? Страшно стало? Да-да, я не оговорилась, девочки, я надеру вам обеим задницы! Прямо сейчас! Но не бойтесь — сильно уж усердствовать не буду — вы ведь всё-таки извинились!
Оля более-менее сохраняла спокойствие, тогда как Таня уже чуть ли не ревела. А Анна сказала:
— Я сейчас иду в сарай, девочки. И не вздумайте удрать отсюда! Повторюсь: сильно драть я вас не намерена, но коли убежите — так уж знайте: три шкуры спущу с обеих!
Она ушла, а Оля сказала:
— Да, Танюх… Влипли мы с тобой, вообще пиздец!
— Что делать-то, Оль? Бежать не вариант!
— Мда… Не знаю как ты, а я буду терпеть! Похую вообще!
— Ну тогда… тогда я с тобой! — ответила Таня
— Она идёт?
— Нет, только в сарай вон зашла! Чё-то возится там.
— Может простит? А?
— Да врядли, — уныло сказала Таня
— С чего ты взяла?
— Просто она уже вышла из сарая…
— И что?
— Ремень несёт! Да… хуёво… пизда нам, сестрёнка!
— Да не говори!
Тут хлопнула входная дверь. Это Анна зашла в дом. Она мигом залетела на второй этаж.
— Ну что, девочки-припевочки! Вас хоть пороли когда-нибудь раньше?
— Меня нет, — отозвалась Таня
— И меня тоже, — сказала Оля
— Ну хорошо! Надо же когда-то начинать! Таня, ты первая! А ну живо раздевайся!
— Что-что? — удивилась Таня. — Это зачем ещё?!
— Смешно мне с тебя! Ты что ль думала, что я тебя прям по джинсам пороть буду?
— Ну… да!
— Мда, — усмехнулась Анна. — Давай снимай джинсы, спускай трусы до колен и ложись на кровать! А ну, живо! Жопой вверх ложись!

ГЛАВА III
ПОРКА ТАНИ

Таня, довольно нехотя, сняла джинсы и положила их на стул. Затем девушка спустила трусики до колен и легла на кровать.
Анна проверила карманы джинсов:
— Ах, значит ничего не брали! Ну-ну! Татьяна, отдохни пока, я переговорю с твоей сестрой!
Оля молча отдала Анне деньги из своего кармана.
— Ути какая понятливая! — воскликнула Анна. — Сядь пока на кровать и подожди своей участи!
— Хорошо.
Оля присела, а Анна объявила:
— Татьяна, я подумала и решила: ты должна получиь 20 ударов. Это конечно маловато для твоего проступка, но в качестве первой порки в жизни сойдёт.
Она взяла ремень, свернула его вдвое, а пока подравнивала его по всей длине, сказала:
— Татьяна, маечку подними выше, а то она полжопы закрывает у тебя!
Таня выполнила приказ, а Анна подошла к кровати сбоку, размахнулась и, что есть мочи, опустила ремень на попу племянницы.
Таня взвыла, а Анна снова отвела руку и со всей силы ударила. Женщина после каждого удара задерживала ремень на попе у Тани на 4–5 секунд.
После пятого удара в тех местах, где побывал ремень, стали появляться красные полосы. Следует отметить, что ремень у Анны был настоящий, солдатский, кожаный. Боли он доставлял немало, поэтому Таня с самого первого удара начала биться в истерике.
Время шло, заканчивалась и порка. Анна порола всё сильней и сильней, Таня уже просто захлёбывалась от слёз.
Последний раз опустив ремень на попу племянницы, Анна произнесла:
— Ну что ж, хороша, хороша! Теперь одевайся и марш на кровать! Отдохни пока! Оля, теперьты! Живо сюда!

ГЛАВА IV
ПОРКА ОЛИ

Анна продолжила:
— Ну, Ольга, ты вроде как старшая, поэтому к тебе и подход особый! Снимай кофту и футболку!
Как ни странно, Оля послушно подчинилась тётке. И сама ещё спросила:
— Тётя Аня, а лифон снимать? Ой, ну лифчик то есть?
— Безусловно! Конечно снимай!
Оля сняла лифчик и явила тётке и сестре свои сиськи. Но если Тане не впервой было видеть прелести сестры, то Анна раскрыла рот при виде груди племянницы:
— Ни хера себе! Вот это сиськи! Даже у меня меньше! Ну да сейчас не об этом: снимай джинсы и вообще всё, что там у тея есть!
Оля расстегнула ремень и сняла джинсы, затем спустила колготки и трусики и осталась стоять абсолютно голой.
— Да у тебя ещё и лобок волосатый! Мда… Выросла девочка! Теперь вот что: ремнём тебе не отделаться! Тут нужно… Во!
Анна нашла на полке старые детские прыгалки, срезала ручки с обеих сторон и сказала:
— Вот точто надо! Ольга, теперь подходи ко мне.
Оля подошла, а Анна зажала её голову своими коленями и, не удержавшись, всё же помяла попку Оли.
— Яка смачна жопа, Ольга! Ну-ка колись, откуда пукалка у тебя такая упругая и красивая? А?
— Дак в спортзал ведь хожу, тётя Аня! Вот так и получилось!
— Такую попу и уродовать-то жалко! Но делать нечего: ты провинилась — ты будешь наказана! Моё решение — 30 ударов прыгалками. Больше, чем Татьяне, потому чтоты старшая, да и денег ты больше украла. Это справедливо, не так ли, Ольга?
— Ну в принципе… Более чем, — ответила Оля
— Вот и прекрасно! — сказала Анна. Она обхватила прыгалки посильнее и хлестнула племянниц в первый раз.
— Ай! — воскликнула Оля. — Больно!
— А ты как думала?!
Теперь Анна порола уже очень быстро, так как от прыгалки доставляют неимоверную жгучую боль. Вся порка заняла не более полутора минут. Вся попа Оли была в красных, а порой и в бордовых, полосках шириной не более 5 мм. Но как раз такая порка доставляет гораздо больше боли, чем та же порка ремнём.
— Всё, молодец, Ольга! Можешь одеваться и садись на кровать рядом с сестрой.
Оля спешно вытерла слёзы, оделась и уселась рядом с Таней.

ГЛАВА V
ПОСЛЕ ЭТОГО…

Анна закурила, молча покурила минуты три, затем, сделав пару затягов, выкинула сигарету в окно и сказала:
— Ну-с, милые дамы, что делать будем?
Оля и Таня молчат.
— Ну что ж… Ольга, давай: ответь за себя и сестру: что вы сегодня усвоили, что может быть поняли и в дальнейшем намотаете на ус?
— Тётя Аня, простите нас, пожалуйста! Мы так больше не будем!
— Ну я же сказала: "Выдеру — прощу". Да простила я вас, дорогие мои, что ж с вас взять? Конечно, за ваш проступок следовало бы поставить обеих коленями на горох и крапиву засунуть в трусики, но всё-таки вы как бы осознали свою вину. А я ещё отцу вашему хотела доложить о случившемся!
— Не надо! — взмолилась Таня. — Тётя Аня, я вас умоляю!
— Ладно-ладно, — усмехнулась Анна. — Не буду! И всё же я решительно не понимаю, отчего вы не попросили деньги у меня? Думали, что я вам откажу? Да, возможно, было бы так, но сейчас-то я точно вам ничего не дам! А так хоть был шанс!
Она снова закурила и продолжила:
— А знаете ли вы, милые мои, что за воровство в стародавние времена отрубали руку? А? Не знаете? Вот так вот! Такое отношение было к чужой собственности, такие были нравы, порядки, устои! А вы, как говорил герой Миронова в "Берегись автомобиля", вы замахнулись на самое святое — на Конституцию! Ну конечно, современная молодёжь не знает ни одной статьи из Конституции. А ведь там ясно сказано, что каждый человек имеет право на личную собственность. Вы же сейчас хотели меня грубо говоря обокрасть! Хотя, ладно, предлагаю забыть об этом…
Она потушила сигарету, посмотрела на часы, потом в окно и добавила:
— Эх, уже шестой час! Ладно, господь с вами! Пойду работать. Не вздумайте ещё чего-нибудь натворить! Отдыхайте!
Анна ушла, и сёстры опять остались одни в доме.
— Ну как оно? — с улыбкой спросила Таня
— Ну чё как? Жопа болит, сука, сильно отхуярила!
— Мда, прилично… Смотри, она ремень оставила!
— Да и похуй! Ладно хоть бате не расскажет!
— Ага.
Тут Оля уставилась в одну точку.
— Что с тобой? — спросила Таня
— Да вон тётка сигареты оставила.
— Ну придёт и заберёт, хрен с ними со всеми!
— Неееет! Есть идея получше!
— Что ты задумала?
— Давай покурим!
— Ты чё, мы же не курим!
— Ну попробовать-то надо!
— А если тётка спалит?
— Не спалит! Она сама не замечает сколько курит! И поэтому нам предъявы не будет кидать! Не ссы, Танюха!
— Нет, Оль, я не буду! Мало ли…
— Ну не хочешь, не кури! — ответила Оля
Девушка взяла сигарету в рот, подожгла её зажигалкой и сделала первый затяг. Естесственно, она поначалу закашлялась, но потом вновь стала дышать спокойно.
— Ну как? — спросила Таня
— Да норм. Немного противный вкус, но сойдёт. Будешь?
— Нет, нет, Оль, давай без меня!
— Ну как хочешь!
— Ладно, пойду вниз, телевизор посмотрю!
— Ну давай! Я тут побуду.
Таня ушла…
… Вечер пролетел довольно спокойно. Таня смотрела телевизор, Анна хлопотала по хозяйству. Одна только Оля не знала, чем заняться. Сначала она посидела в аське, затем докурила до конца оставленную тёткой пачку сигарет (в общей сложности Оля выкурила 8 штук), затем разделась, поласкала себя пальчиком, а потом просто увалилась спать. Не было ещё и десяти часов. Таню Анна погнала спать около двенадцати, а сама еле-еле смогла уснуть только в четвёртом часу ночи
ПОЧТИ КОНЕЦ
На следующее утро Оля встала поздно — Анне пришлось будить племянницу в десять часов.
— Доброе утро, тётя Аня, — сказала Оля
— Доброе утро, красавица.
— А где Таня?
— Таня моется. Давай и ты тоже вставай и иди в душ.
Оля встала с кровати. Вчера вечером она моментально отрубилась после того как помастурбировала и поэтому была абсолютно голой. Анна удивилась:
— Ольга, ты всегда спишь голой?
— Ну да, бывает!
— Хотя оно и правильно, — ответила женщина и снова закурила. — Скоро с мужикми спать уже будешь, привыкай!
Пока Оля одевалась, Анна опять спросила:
— Кстати это ты вчера вечером курила?
— Ну… да, — Оля покраснела
— Отлично, — с иронией произнесла Анна.
— Я так понимаю, вы меня снова накажете?
— Да нет, — усмехнулась Анна. — Против курения я ничего не имею. Я ярая сторонница курения с самого детства. Кури на здоровье.

Вот уже и начало июня 2010 года. Хотите знать, что стало с героями дальше? Да в принципе, ничего особенного с девушками не произошло. Следует отметить лишь то, что Оля теперь курит. Правда, нечасто — пару раз в неделю может выкурить 2–3 сигареты. А Анна так и продолжает жить в своём загородном доме в Монетном…

    Приложитесь в пределах
     -------------------
Маргарет Симпсон пошла вниз по узкой дорожке.
Пошарив в своей сумке, она извлекла газету, которая привела ее сюда. В ней было напечатано небольшое объявление: «Дисциплинарные прутья, пригодные для всех детей. Продаются у TH Грэй, 20, Нью Роад, Тинсли».
После долгой, почти в час, поездки через весь город, она прибыла на Нью Роад. Но здесь не было видно ни одного магазина, это была тихая улица жилого района с небольшими домиками.
Маргарет была близка к тому, чтобы удалиться, но в конце концов решила все-таки пройти до конца улицы.
При достижении дома номер 20 она обнаружила, что он был переделан из жилого коттеджа в офисный. Здесь располагались, судя по табличкам, офис известного архитектора, офис какого-то страхового агента, а последняя табличка сообщала: «TH Грэй. Поставки». Это было все.
Маргарет нажала кнопку селектора.
— Алло? — спросил голос.
— Это то место, где… продают школьные прутья?
— Да, на самом деле, — отвечал голос, — пожалуйста, входите.
Бузз! Дверь открылась и Маргарет вошла в здание.
На двери «TH Грэй» висела медная пластина с наименованием. За дверью стоял владелец голоса. Он был довольно старым — около шестидесяти лет. Маргарет подумала, что с таким типом людей она где-то уже сталкивалась…
— Мистер Грэй?
— Да, это я.
— Моя фамилия Симпсон… — начала женщина и запнулась.
— Я понимаю вас, — мистер Грэй мягко прервал ее. — Если вы подождете секунду, подойдет моя жена. Я обычно имею дело с папочками, а она — с мамочками.
Как только он закончил говорить, появилась дама примерно того же возраста. Она шла из глубины магазина.
— Вы хотели бы купить постоянный прут? Идите со мной, пожалуйста.
Дама провела Маргарет через дверь и по нескольким ступенькам ввела во вторую комнату. Она была увешана полками, каждая из которых в свою очередь содержала тонкие, длинные прямоугольные ящики. Стол и пара стульев были единственной мебелью в комнате.
— Итак, дорогая, вам для мальчика или для девочки?
— Для моей дочери, Лоры.
— Хорошо. Насколько взрослая ваша Лора?
— Ей одиннадцать лет.
— Хорошо. Вы ее уже порете в данное время?
— Просто шлепаю рукой, — заторопилась оправдаться Маргарет. — Я ее кладу через колено и шлепаю, но… но в этом возрасте ей нужна более хорошая дисциплина, правда?
— Да, — промолвила миссис Грэй. — Хорошо. Я думаю, вам подойдет модель «прут идеальный». Вы собираетесь использовать его сами?
— Да.
— Это хорошо. Я всегда считала, что девочек должна пороть мама. Они обычно смущены, когда их порет папа. В общем, приведите ее куда-нибудь в хорошее место, где вы останетесь вдвоем, в ее или вашу спальню… Теперь позвольте мне прикинуть… одиннадцать лет, хмммм… Я думаю, тип прута для младших школьников будет самым подходящим для вашей Лоры.
Миссис Грэй перешла к полкам и после некоторого поиска сняла один из зеленых ящиков. Когда она открыла его на столе, внутри оказалась синяя ткань, в которую и был завернут прут. Женщина взяла его в руки и предложила посмотреть Маргарет.
Та была удивлена, насколько невзрачным был прут. Это была чрезвычайно светлая, в три фута длиной, тонкая желтая полоска с традиционным сгибом на конце. Маргарет засомневалась, что этим можно по-настоящему наказать.
— И сколько один такой? — спросила она.
— Десять фунтов, — ответила пожилая дама.
— Десять фунтов? — голос Маргарет звучал недоверчиво. — Да я могла бы купить целый мешок таких прутьев в каком-нибудь саду!
Миссис Трэй оставалась безмятежной.
— Видите ли, моя дорогая, — терпеливо объяснила она, — те прутья будут не такими. Они будут жесткими, негнущимися, ими можно разорвать зад вашей дочери на ремни. А вот этот прут, — она снова взяла свой товар, — из ротанга. Он очень больно жалит, но это и все. Смотрите, как он гибок, — она взяла руками за концы прута и согнула его почти вдвое.
Маргарет опомнилась. Она не хотела нанести ущерба попе своей Лоры. Боль и временное жжение — вот и все, чего она хотела добиться.
— И все же… Это только для младших школьников, — возразила она. — Моя дочь достаточно взрослая… Может быть, что-то потяжелее?
Миссис Грэй энергично потрясла головой.
— Нет, дорогая. Я никогда не рекомендую толстые прутья даже для очень непокорных подростков. Толстые прутья нужны только для наказания взрослых, если они в этом нуждаются…
Маргарет сжалась.
— Не беспокойтесь, — продолжала хозяйка, — он не сломается. И он действительно бьет очень больно. Это самая подходящая вещь для мам, чтобы дочери их слушались. Может быть, вам нужна небольшая демонстрация?:
— Извините…
— Я обычно предлагаю мамочкам, чтобы они сами, прежде чем взяли прут домой, попробовали его. Тогда они хорошо понимают, какая это жесткая принадлежность, которую можно использовать правильно, а можно — совершенно неправильно.
Маргарет была не готова, но внезапно ей подумалось, что это действительно честно — чтобы знать, что почувствует Лора, она должна пройти через это сама. Маргарет почувствовала, что глубоко краснеет. Дама обратила внимание ее затруднение.
— Идите сюда, дорогая, не стесняйтесь. Все мы имели наши зады выпоротыми, правда? Снимите плащ и наклонитесь через спинку одного из тех стульев… Как хорошая девушка.
Ее голос был таким успокаивающим, что Маргарет, едва поняв, что происходит, подчинилась. Она почувствовала, как миссис Грэй задирает ее юбку и как морщинистые руки берутся за пояс ее трусиков.
— О, нет! Я не шлепаю Лору по голому заду.
— Дорогая! Надо непременно начинать делать это! Важно, когда вы порете девочку, видеть штрихи на ее ягодицах. Иначе можно переборщить.
И она сдернула белые трусики Маргарет вплоть до бедер.
— Вы получали прутом в школе?
Маргарет кивнула, и казалось, годы прокрутились обратно, как в кино. Вдруг она увидела себя в возрасте дочери, слушающей бой черных часов на стене кабинета директрисы миссис Эванс. Она вспомнила ужасное чувство в области желудка, возникающее, когда директриса вытаскивала раздвоенный ремень из шкафа. Она вспомнила стыд той ситуации, что ее имя записано в книге наказаний…
— Как ваше имя, дорогая? — спросила миссис Грэй.
— Маргарет.
— Хорошо, Маргарет, я собираюсь дать вам четыре удара прутом. Это среднее количество для среднего нарушения небольшой девочки. Первые удары я буду наносить по заду, а последний — несколько ниже попы, по верхам ваших бедер. Запоминаете?
— Да.
Безо всякого предупреждения Маргарет услышала «с-с-с» прута. В следующий момент боль хлестнула через центр ее ягодиц. Она взвизгнула и обнаружила слезы на лице. Они горячо сочились из глаз.
Миссис Грэй была спокойна.
— Я обычно говорю всем мамам, чтобы они подождали пять-десять секунд между ударами. Это путь продлить наказание, чтобы ребенок имел время подумать о проступке.
«С-с-с». Другой удар.
— Аааааа!
— Что ж, вы имеете привлекательный зад, моя дорогая. — послышался сзади голос миссис Грэй. — Я всегда считала, что девочек легче сечь, чем мальчиков. Они лучше наполнены в этом месте… Мальчики — кожа и кости, да и попасть можно не туда…
«С-с-с». Удар!
Маргарет захныкала, подобно побитому щенку. Она больше не сомневалась в способности этого прута достойно покарать ее дочь. Ожидание, ожидание удара — вот что было ужасным.
«С-с-с». Удар! Удар на очень низком уровне. Рубец вздулся на самом верху женских бедер.
— Вставайте. Надевайте ваши трусики, Маргарет.
Женщина подчинилась, морщась при соприкосновениях ткани трусов с рубцами на ягодицах.
Миссис Грэй предложила ей кусок ткани — вытереть глаза.
— Ну как, больно?
— Конечно, больно, — обиженно протянула Маргарет.
— Вот и хорошо. Я гарантирую, ваша Лора не будет больше непослушной девушкой. Она должна быть наказана сегодня вечером?
— Да.
— Хорошо, выпорите ее легко. Сделайте просто три штриха, но предупредите, что следующий раз она получит шесть раз.
Миссис Грэй положила прут обратно в ящик и начала завертывать его.
— Кстати, — сказала она, не оборачиваясь, — лучше возьмите два прута, моя дорогая. Девочка может испортить или похитить один, а пороть чем-то надо… Вам завернуть два?
— Давайте.
Маргарет уже нащупывала кошелек.
* * *
Лора переместилась. Ей было неудобно. Она сидела в пижаме на крае кровати, все еще прикладывая к глазам платок. Наказание было быстрым и искусно выполненным. Раньше наказание означало тепло материнских колен и шлепки рукой. Теперь запомнилась только жесткая обратная сторона стула и язвительные ласки ротанга. И боль, боль! — беспредельная боль.
Девочка встала и приспустила обратную сторону брюк от пижамы. Ее пальцы нащупали гладкий голый зад, и посреди него — три горячих, параллельных рубца с пробелами. Она уже в который раз удивилась: как это ее мама вдруг стала таким экспертом по порке прутом?

  Электронная Библиотека Порна Сайт (Рассказы для Взрослых 18+)