Электронная Библиотека Порна Сайт (Рассказы для Взрослых 18+) Название : Похищение невесты Сайт: https://dojki.biz/book/ Жанр: Порно рассказ --------------------------------------------- Деревенская свадьба шла своим ходом уже второй час. Гости были прекрасно подогреты, крики «Горько» не смолкали. Высокий, худощавый молоденький жених сиял как хрустальный фужер и без устали косился на свое ненаглядное сокровище. Невеста же сидела с прямой спиной, чуть бледная, приклеенная улыбка не сползала с ее лица. При очередном «Горько!» она заученно вставала и с нежной покорностью подставляла своё запрокинутое лицо пылающему от счастья жениху. Если отбросить некоторую напряженность — в остальном она была прекрасна! Черные глазищи с махровыми ресницами на бледном гармоничном лице в обрамлении темных кудрей, украшенных изящно уложенной фатой. Короткое белое платьице с пышной юбочкой и высоким шнурованным корсетом, эротично поднимающим и без того высокую грудь. Белые перчатки по локоть, белые чулочки, изящные белые туфельки на умопомрачительных ножках — Лёля была завидной девушкой! Сколько крутых парней сохло по ней, а она выбрала скромного, приличного городского мальчика. Правда, вполне обеспеченного и, главное, очень ее любящего! Чтоб не тащиться в город, в дорогие рестораны, свадьбу решили делать в местной поселковой столовой — дешево и сердито! К тому же, лето, молодежь может погулять, а на второй день сходить на шашлыки! Виталик расстарался, его родители не пожалели денег, и теперь на свадьбе с размахом гулял весь поселок. Вино лилось рекой, закуски не жалели, тамада разбивался в лепешку, стараясь угодить и свекрам и теще с тестем. — А сейчас — конкурс для свидетелей! Давайте дадим им шанс узнать друг друга получше! Лёля с тоской смотрела, как слегка поддатый Серега с завязанными глазами собирает губами шоколадные конфеты с разложенной на стульях Аленки, так и норовя «случайно» попасть куда-то не туда. Аленка ойкала и взвизгивала, но выглядела абсолютно счастливой. Гости гоготали и аплодировали, когда Сергуня, наконец, добрался до губ свидетельницы, украшенных трюфелем, и алчно присосался... — Ольк! Пора! — откуда ни возьмись, вынырнула рыжая Светка. Маленькая, худощавая, вёрткая, как ящерица, с холодными зелеными глазами на узком лице, с короткой стрижкой под мальчика. Сегодня она была ослепительна в облегающем блестящем платье с открытыми плечами и ногами и в таких же блестящих остроносых туфлях на шпильке. — Тихо! Первой выходишь ты, как будто в туалет! Светка отвернулась и яростно зааплодировала Сереге, чуть не уронившему свидетельницу в попытке посадить к себе на шею... ... Они бежали, взявшись за руки, по ночным улицам, звонко цокая каблучками по нагретому за день деревенскому асфальту. Никто не попался им на пути — весь поселок гулял на свадьбе, которую невозможно было пропустить. Одна из первых умниц-красавиц выходила замуж за странненького городского. Правда, поговаривали, что она сделала это назло своему бывшему парню. Но мало ли что болтают! А брак — дело серьезное! — Куда ты меня тащишь? В Завидово, что ли? — возбужденно смеялась Лёля. Ночной воздух пьянил, хотелось петь от счастья и свободы и ни за что не возвращаться назад... Уже кончался поселок, мелькали пустыри, в воздухе тянуло росой и ночной прохладой. Они остановились у старого сельпо, стоящего на отшибе. Это был старый дощатый барак, наглухо заколоченный с тех пор, как построили новый магазин. Светка подтащила ее к заднему входу, аккуратно сняла давно отодранные и подвешенные для вида доски, скрипнула дверью, и они зашли внутрь. Пахло затхлостью и плесенью. По стенам висела паутина, сквозь небрежно заколоченные окна пробивался лунный свет, бликами вырывая из тьмы старый прилавок, развалившийся стеллаж, скрипучий дощатый пол да колченогий стул у окна. — Вот! — гордо сказала Светка, усаживая Лёлю на стул, — лучшего места нет! Пусть поищет-помучается, выкуп пожирнее приготовит за такую-то красавицу! — Свет, — смущенно сказала Лёля, — — а ты уверена, что нас найдут? Может, переберемся поближе? — Найдут-найдут, можешь не сомневаться! — уверенно заявила Светка. — Я пойду проконтролирую, буду им намёки намякивать! Она вертко двинулась к выходу. — Свет! Ты что! Я одна буду? — испугалась Лёля. — Да не боись ты! Тут никого нет кроме пауков! А мы за тобой скоро придем! Не бойся, не соскучишься! — Она повернулась в дверях и посмотрела на Лёлю каким-то странным, пристальным взглядом. Улыбнулась, скользнула змейкой в дверной проём и исчезла. Через минуту и легкий стук каблучков растаял в ночном воздухе, и Лёля осталась одна. Она сидела, задумавшись. Ей совершенно не хотелось возвращаться назад. И найденной женихом быть тоже не хотелось. Ах, Лёха-Лёха, если бы не ты, это могла бы быть наша с тобой свадьба! Сколько сладких ночей провели мы вместе, качаясь на волнах страсти, сколько чудесных дней прогуляли. держась за руки и не разлипаясь. Если бы не твоя блядская натура, все могло бы быть иначе... Она вспомнила тот пасмурный зимний день, когда, по привычке без стука зайдя к нему домой, обнаружила его верхом на Светке. Да-да. На этой самой Светке. Она просто повернулась и ушла. И никогда больше не брала трубку, не здоровалась и не замечала. Светка прибежала к ней домой, рыдала, умоляла выслушать, говорила, что всего лишь зашла, чтоб найти ее, Лёлю, а он сам набросился, кобель ненормальный, ты же его знаешь, что не слышала про него что ли ни разу... Ну, хочешь, я заявление на изнасилование напишу, Оль! Поверь мне! Это, последнее, отрезвило Лёлю. Ты что, с ума сошла, сказала она, парню жизнь ломать. Ну, было — и было. И прошло. И она простила Светку. А его — нет. Он долго еще силился все вернуть, ждал и искал с ней встречи. Никак не мог поверить, что она — больше не его. А ей почти сразу встретился Виталик, городской племянник тети Зои. И начал красиво и трепетно ухаживать, дарить подарки, вывозить в город. Ей было нестерпимо больно. Но она улыбалась и делала вид, что наконец-то счастлива и что по-другому и быть не может. Она почти сразу приняла предложение руки и сердца, и теперь везде появлялась в актуальных нарядах в обществе приличного мальчика из хорошей семьи на дорогой машине. Подружки дохли от зависти, но ей надо было только одного — поставить на место Лёху. И у нее это, кажется, получилось! Отчего ж так нестерпимо щемит сердце... Ладно, скоро ее найдут, свадьба завертится своим чередом, и можно будет ни о чем не думать... Она вздохнула и, приподняв коротенькое платье, стала подтягивать спустившийся на бегу чулок. Скрипнула дверь. Или почудилось? По спине побежали мурашки... В дверном проеме, залитом лунным светом, чернела человеческая фигура. — Кто там? — с трудом переводя дыхание спросила Лёля. — Светк? Фигура сделала несколько шагов ей навстречу и, попав в полосу лунного света, оказалась... Лёхой. — Ты?!! — Она не могла поверить своим глазам. — Что ты здесь делаешь? — То же, что и все — ищу невесту. Правда, на свадьбу ты меня позвать забыла. Пришлось самому тебя искать, чтобы попрощаться. — Услышала она знакомый, тихий, чуть сдавленный голос. Он стоял в лунном свете невыносимо красивый: коренастый, широкоплечий, с накачанной в зале рельефной мускулатурой, обтянутой узкой борцовкой. Высокие скулы, чуть курносый нос, чувственной лепки рот — все такое родное, до боли знакомое, привычное. Лёля не выдержала, слезы навернулись на глаза, из груди вырвался всхлип: — Зачем я тебе? Не нужна тебе ни я, ни моя свадьба! Не мучай меня! Я с таким трудом всё забыла! — Она разревелась, как девчонка, слезами облегчения. Он был рядом — и это было главное. Но никак нельзя было сказать об этом. Он сделал несколько шагов, и оказался совсем вплотную. — Лёля, девочка моя! Невестушка! Какая ж ты красивая! Он протянул руку и стал пальцами нежно гладить ее по голове, лаская мочку уха, шейку, щечки. Она проследила направление его пристального взгляда, и поняла, что до сих пор сидит с задранным платьем и неподтянутым чулком. Она быстро опустила подол, но не смогла противиться его ласке. Прикосновения становились все менее нежными, все более чувственными и напористыми. Вот его пальцы спустились ниже, на шею, в вырез платья, ложбинку между грудей... Он возвышался над ней, сидящей на стуле, и она видела напротив своего лица вздыбленный под спортивными штанами такой знакомый член. Вдохнула привычный, терпкий мужской запах. — Отстань, я замуж выхожу! — Она что есть сил мотнула головой. — Да выходи! Кто ж тебе мешает! — он медленно опустился на корточки, внимательно заглядывая снизу вверх ей в лицо. — Я просто пришел попрощаться. Хотел узнать, неужели ты совсем забыла, как нам было хорошо? — произнес он тягучим низким голосом, укоризненно покачивая головой. — Я ничего не забыла! — запальчиво выкрикнула Лёля. — И вообще, давай отсюда, сейчас мой жених придет! — За это можешь не переживать! — осклабился Лёха. — Никто не придет! Светка позаботится! — Так это ты... — Лёля задохнулась. — Это вы!... С ней... — Не шуми! Мы просто договорились. У нас свои счеты. — Он цинично ухмылялся. — Смотри, на что я ради тебя иду, девочка моя! Значит, они одни. Они одни, и никто не придет. Долгими бессонными ночами она вспоминала их роман, встречи, ласки, отчаянно желая хоть на миг вернуться в прошлое. И вот — оно. Похожее на сон. Он, она и лунный свет. И никто не придет. У нее закружилась голова. Внизу всё сжалось и запульсировало. — Виталик любит меня, — включила она последнюю попытку сопротивления. — Неужели же с ним тебе лучше, чем со мной? — его пальцы заскользили вверх по белым чулочкам, медленно, но верно забираясь под платье. — Я тоже люблю тебя, моя девочка! Всегда любил. Неужто не веришь? Лёля вспомнила робкие ласки Виталика, его влюбленные глаза, дрожащие от волнения руки. И тут же постаралась забыть. Лёхины смелые пальцы пробрались выше, раздвинули ее сжатые ножки, лаская внутреннюю сторону бедер. — Ну, покажи мне их сама, свои потрясные чулочки! В последний раз! — голос был низким, ласковым, манящим, обволакивающим, заводящим, блядским... Дрожащими руками Лёля приподняла юбку, открывая взору умопомрачительные ножки, высоко перехваченные резинкой белых чулок. Между нежных ляжек белел, посверкивая стразиками, узкий лоскуток влажных трусиков. Опустившись на колени, он втиснулся между ее ног и страстно впился губами в горячую возбужденную плоть под тонкой шелковистой тканью. Лёля ахнула и с силой прижала его голову к себе, задвигав навстречу бедрами. Леха зубами отодвинул ластовицу и проник языком в нежные, истекающие соком складочки нижних губок. Он сразу напористо всосал в себя клитор, ввинтился в бутончик входа, и быстро заработал в нем языком. Лёля ахнула и застонала, вся подаваясь и раскрываясь навстречу. Не теряя напора, он нашарил вверху ее грудь, нетерпеливо вытаскивая ее из корсета и нащупывая торчащие от возбуждения соски. Лёля вспомнила всё. Всё, что не могла и не хотела забыть. Всё, что будили его наглые прикосновения. Свою сучью сущность, жар похоти, страстное желание поддаваться и отдаваться, выворачивая нутро навстречу дразнящим мучительным ласкам. Её стоны возбудили его еще больше. Член уже ломило, он горел и сочился предвкушением жаркой ебли. Лёха вскочил и махом стянул штаны. Его мощный, породистый, крепкий хуй закачался прямо перед лицом Лёли. Она вспомнила небольшой аккуратный, чистенький, словно с мылом намытый член Виталика, его суетливые фрикции и тихие мышиные оргазмы. И снова постаралась забыть. — Давай, детка, помоги ему! — — Возбужденно, с придыхнием шептал Лёха, тычась набухающей головкой в нежные губки. Её рот уже истекал прозрачной слюной, язычок сам высунулся до предела, чтобы подразнить, обводя по кругу, раскаленную головку. Член проник в переполненный слюной рот и зажил своей жизнью, нащупывая сладчайшие точки соприкосновения. Терся о бугорки альвеол, скользил по корню языка, упирался в гланды, вызывая сладкие удушливые судороги. Тыкался до упора то за правую, а то за левую щечку. Лёля подгоняла его, лаская языком уздечку, вылизывая, заглатывая и катая во рту поросшие жестким волосом яйца. Он настроился на волну и стал с хлюпаньем долбить ее в горло, наслаждаясь ее подчиненностью, будя в ней новые приливы желания, легонько пощипывая податливые сосочки. Он хорошо разбирался в природе страсти и знал, как довести девушку до грани безумия и заставить делать то, что нужно ему. — Давай, сними это — с трудом оторвавшись от сладкого ротика, он кивнул на задравшуюся юбку. Хочу рассмотреть тебя как следует! Леля встала, быстро отцепила юбку, переступила ножками — и осталась перед ним с выпирающей поверх корсета пышной грудью, тонких чулках и изящных туфельках на стройных ножках. Да еще в белых перчатках по локоть. В перчатках было жарко, Лёля хотела стянуть и их, но Лёха не позволил: — Нет, киса, мне так больше нравится! Ты просто супер секси! И как я мог тебя потерять! Никогда себе не прощу! Ну, иди же ко мне, нагоним упущенное! — Он уселся на теплый, влажный после ее тела стул, чуть сдвинувшись бедрами вниз и выставив кверху разбухший от ласк член. — Иди, насаживайся сама, он так по тебе соскучился! Расставив ноги и утробно застонав, Лёля с облегчением опустилась до упора на член своей невыносимо текущей щелкой. Сладким жаром обдало изнутри. Она понеслась по волнам горячей похоти, непроизвольно сжимая пульсирующие мышцы влагалища, «высасывая» удовольствие из бьющегося пойманной птицей внутри нее роскошного предмета. Она тряслась на члене, высекая искры кайфа, громкие утробные стоны огласили пустоту барака. Ритмично задевая клитором Лёхин заросший лобок, она чувствовала на подходе волну наслаждения, дыхание участилось, глаза закатились, еще немножко... Лёха вдруг с силой остановил ее, возбужденно дыша. — Детка, постой! Не убегай от меня! Я хочу тебя ВСЮ! — Что ты имеешь в виду? — она испуганно остановилась. — Да, ты меня поняла! Я хочу тебя туда, куда ты мне никогда не давала. Хочу узнать напоследок, какая ты — там... — Лёша, нет! Будет больно. Я слыхала. — Ты это слыхала от недотраханных куриц. А я знаю, как доставить удовольствие. — Его руки властно раздвинули нежные ягодицы, палец стал медленно щекотать вход в анус. — Расслабься, детка, сейчас будет хорошо! Продолжая двигаться в ней, Лёха собрал пальцами их соки, размазав по тугой дырочке. Палец беспрепятственно проскользнул внутрь, создавая трудное, возбуждающее напряжение, задвигался в попе, напряжение забилось маленькими упругими волнами через стенку влагалища, поддавая жару в клиторе. Лёля чувствовала себя развратной и стонала от неизведанного ранее наслаждения. — Тебе нравится? Нравится? — взволнованно спрашивал Лёха, страстно целуя ее искривленные страстью губы и пощипывая ноющие сосочки. — Девочка моя! Ты же хочешь его туда! Вставай! Он развернул ее к себе спиной, чуть нагнул вперед, заставив опереться о его колени и стал с новыми силами развращать ее попку уже двумя, а потом тремя пальцами, щедро сдабривая ее соком из Лёлиной писечки и своей тягучей слюной. Необычные ощущения пробивали Лёлю насквозь. Попа сладко и натужно стонала. И этот кайф она могла бы ловить вечно, ей хотелось еще и еще. — Давай, садись сама тихонько, — сдавленно зашептал Лёха, теряя голову. Лёля, раскорячившись на плусогнутых, пристроилась горящим анусом к Лехиной крепкой головке и медленно, зажмурив глаза, стала насаживаться на член. Сначала было нестерпимо туго, захотелось на горшок, потом стрельнула боль в копчике, но она чуть прогнулась вперед и сменила положение, боль отступила. Член вошел до конца и замер. Лёля ощутила сильное распирание внутри. Одновременно во влагалище загорелся пожар. Он все разрастался и разрастался, заставив ее мучительно задвигать попой в попытке сбить возбуждение. Но чем больше она двигалась, тем ярче становились ощущения в передке. Вывернутая наружу писёнка раскрылась благоухающим цветком на ветру, выплескивая застоявшиеся соки. Влагалище и клитор сочились томлением и разочарованием. То, что предназначалось доставить им радость и удовлетворение, билось где-то за тонкой перегородкой, вызывая дополнительное бесконечное, мучительное возбуждение. — Вот теперь ты настоящая шлюшка, моя девочка! — Жарко прошептал Лёха ей сзади в ухо, сжимая ее соски и доводя до забытья — Чудесно даёшь в попку, шлюшенька! Как же там у тебя прекрасно! А тебе нравится? Нравится?! Нравится?!! — выдыхал он, поддавая жару! Лёля и сама понимала, что выглядит как шлюха. И это ее дико заводило. Хотелось полностью забыть и потерять себя, расплавиться в котле страсти. — Да, да, да — подвывала она, теряя чувство реальности и теребя клитор — еще! Еще! Сильнее! Аааах!! Она не успела достигнуть пика. Лёха вдруг остановился и как-то странно замер, прижимая ее к себе за бедра. В наступившей тишине слышалось лишь их возбужденное дыхание, да скрип открывающейся двери. Лёля вся сжалась, возбуждение моментально исчезло. Их нашли — и это конец свадьбе! Стыд и отчаяние охватили ее. Высокая мужская фигура в дверном проеме. Виталик?! Мужчина сделал несколько крадущихся шагов вперед. Нет, это был не Виталик. Засунув большие пальцы в карманы джинсов и неуверенно ухмыляясь, напротив них высился лучший Лёхин дружбан Василек. — Леша, что это? — Лёля пыталась вырваться. Но Лёха все так же крепко держал ее на возбужденном члене, чуть покачиваясь бедрами, словно пытаясь ее расслабить. — Что это? Что он здесь делает? — она испуганно билась в его руках, ласкающих и возбуждающих ее тело. — Тихо, тихо, девочка! Это все для тебя, радость моя! Не пугайся! Помнишь, мы с тобой порнушку смотрели, а ты сказала: вот бы здорово так же с двумя мужчинами... — Задыхался он. — Ты озверел! это просто постельные разговоры! — Да? А когда я спросил, кого бы ты хотела видеть третьим в нашей постели, кого ты назвала, помнишь? Он взял ее за волосы, оттянув ее голову назад и заставляя глядеть прямо на Василька написано для . Тот спокойно покачивался на каблуках, насмешливо ухмыляясь ей в лицо. — Ты подонок! это всего лишь фантазия! — Что ж, неплохая фантазия! А фантазии должны исполняться, особенно, в такой прекрасный день. Правда, Васёк? Может, мы и в самом деле подонки. Но ведь это-то тебя и заводит, детка? Он лизнул мочку ее уха, оттянул соски и с новой силой загнал в нее напористый член. — Давай, скачи! получим удовольствие! Василёк стоял уже совсем близко, любуясь распяленной на члене, полураздетой, развратно стонущей невестушкой. Джинсы его распирала возбужденная колотушка. Кажется, его член был ничуть не меньше лехиного. Василек имел славу рокового парня. Никогда дольше двух-трех недель он не гулял с одной девчонкой. Но каждая надеялась, что она — единственная и последняя... Даже будучи счастлива с Лёхой, Лёля втайне любовалась его пристальным, чуть раскосым взглядом, высокой статью, ленивой, грациозной походкой, умением одеваться небрежно и завораживающе... Лёля поняла, что попала, запуталась в силках страсти и никогда уже не сможет выкарабкаться, чтобы стать счастливой. Действительно, какая уже разница! Она потеряла свое счастье, так хоть узнать напоследок, что такое наслаждение от секса в умелых руках двоих опытных мужчин! Василек, возбужденно любуясь ее развращением, легко поглаживал ее пальцами по голове, щеке, шее, груди. Вот длинные красивые пальцы провели по Лёлиным губам и с легким нажимом проникли внутрь. Она, подгоняемая Лехиными напористыми толчками, впустила их и стала рефлекторно посасывать, жмурясь от наслаждения. Проверив ее на готовность, Василек быстро выпростал из джинсов длинный, крепкий член и махом загнал к ней в рот, быстро двигаясь и направляя ее за голову... ************************************************************************************ Виталик со свидетелем и другом битый час прочесывали поселок. Блин, да где же она? У Наташки нет, у Аленки нет, у Светки нет... — Пошли к Бабгале, — предложил Пашка. — Пошли, что еще делать. — Согласился Виталик. Щас, погодите, отолью маленько и вас догоню. На самом деле, Виталику хотелось остаться одному. На душе было муторно. Он видел сегодня грустные глаза Лёли и понимал, что свадьба эта ничего не изменит. Все безнадежно: его не любят. Хотя, до этого много раз убеждал себя, что все будет хорошо: стерпится-слюбится, вон, сто лет назад женились по воле родителей, знакомились у алтаря и ничего — жили — не тужили. Развод был в диковинку... Но в глубине души он и сам себе не верил. Чем дальше, тем больше в душе оживала тревога. И Лёлино исчезновение это только подтверждало. Он оторвался от парней и побрел назад к Светкиному дому. Эта тоже куда-то пропала, сорока-воровка. Никаких концов! Его остановил тихий, резкий свист. Обернулся: никого. Тихая улица в слабом электрическом свете. Вдруг от березы перед Светкиной калиткой отделилась тень, и в отсвете далекого фонаря появилась она сама. Светка стояла, скрестив поджарые, загорелые ноги на блестящих шпильках и опершись на березу. Платье в облипку переливалось на ней чешуйчатой змеиной кожей. Зеленые глаза блестели вызывающе и загадочно. — Что надо? — резко спросил Виталик. — Где Лёля? Уже час ищем! В ответ Светка молча поманила его пальцем, повернулась на каблуках и пошла не оглядываясь все вперед, легко вращая бедрами в узком платье. Он шел за ней как дурак какими-то убогими проулками, безостановочно пялясь на верткий блестящий зад и худые, шустро семенящие ноги. Он вспоминал, как в детстве на каникулах они вместе «бомбили» соседские огороды, гоняли на великах, летали на тразанке. Светка всегда была заводилой и жуткой оторвой. Потом они выросли, и он почему-то стал избегать ее, смущаясь невесть откуда появившегося в ее арсенале загадочного пристального взгляда. «Чисто рыжий удав» — зло думал он в такие минуты, опуская глаза и краснея. Виталик рос и вырос тихим домашним парнем, девушек боялся до дрожи. Ему просто нереально повезло с красавицей Лёлей, девушкой его мечты — тихой, задумчивой, доброй и внимательной. Он готов был вечно носить ее на руках, осыпать подарками и поцелуями лишь за то, что она не отвергла его ухаживаний и — о чудо! — согласилась выйти за него замуж. Он даже целовал ее как величайшую ценность, не говоря уж о большем... Переулок кончился заросшим лопухами тупиком со стеной чьего-то гнилого сарая. — Ну и где Лёля? — Зло спросил он, тихо ненавидя эту странную шалаву. — А что сразу Лёля? — серебристыми колокольчиками смеха зазвенела Светка. — Давно не видел и соскучился? Да у вас теперь вся жизнь впереди, еще ой, как намилуетесь! — Кончай давай это, а! — вдруг резко заорал Виталик. — Где невеста? Он непроизвольно сжал кулаки и собрался замахнуться. Тьфу ты, ну и баба! Чисто змея, так бы и придушил! — Ишь, как разошелся, принц! — Звонко закатывалась Светка. — А выкуп ты приготовил? Тяжело вздохнув, Виталик полез в карман за приготовленными купюрами. — Да верю я тебе, верю. — Она вдруг стала усталой и серьезной, перехватив на лету его руку. — Не продешеви только, милый! Она вдруг с силой его развернула и впечатала спиной в дощатую стену сарая, словно влипнув в него горячим скользким телом. — Что боишься, как бы твою драгоценную Лёлю совсем с концами не угнали? Виталик вдруг осознал, что эта мелкая рыжая стерва едва достает ему до плеча, и что прямо в ее солнечное сплетение упирается его горячий, возбужденный член. — Ах ты, сучка рыжая! Ты что это творишь? — Виталик не узнавал сам себя. Всегда тихий, вежливый и тактичный, он сжал нахальную девицу за шею и вдруг, неожиданно для себя, нагнувшись, жарко впился в тонкие, с перламутровым блеском, змеиные губы. «И язык-то у нее, кажется, раздвоенный» — с горячим ужасом подумал он, немедленно ощутив в своем рту словно не один, а несколько резвых, горячих, бесстыдных, дразнящих язычков. Член уже давно жил своей жизнью, распирая изнутри ширинку дорогих костюмных брюк. Прервав захватывающий поцелуй, Виталик заглянул в бездонные зеленые глаза и, с легким нажимом стал медленно толкать ее голову книзу. Ухмыльнувшись, Светка широко раскрыла накрашенный рот и проехалась влажными губами сверху донизу по груди и животу, оставляя на белой рубашке жениха яркие помадные разводы. Чуть прикусила вздыбленную ширинку, блеснув крупными влажными зубами, по-хозяйски расстегнула брючный ремень, стянула вниз резинку трусов и без предисловий взяла его в рот на всю длину. Виталик расплавился и поплыл на волне горячих, переливчатых ощущений. Он и представить никогда не мог, что бывает такой нереальный кайф. Лёля была его первой женщиной, и он счастлив был с нею. Но это она делала как-то скомкано и торопливо, словно желая поскорее закончить и отвязаться. Он, конечно, все равно любил ее, но... Острый язычок сновал по всей длине члена, обводя головку, дразня уздечку, лаская яички и пах. Аххх... Светка насаживалась до упора всем горлом, частой крупной дрожью, то звонко обсасывая, то играя им за щекой, то немного помогая себе ручкой, похлопывая по языку и все это время блестя навстречу ему плотоядным взглядом. Блин, кажется, и впрямь у нее язык раздвоенный... Или это в темноте так... Ни на секунду не оставляя члена, Светка торопливо стащила с плеч и груди трикотажное платье, выпрыгнули наружу не знающие бюстгальтера маленькие острые сисечки с темными ореолами сосков. Он тронул пальцами эти нереальные вишенки-горошинки, чувствуя себя счастливейшим из смертных. Светка вздрогнула и тихонько застонала, задирая теперь уже и низ платья и оголяя худощавые, мускулистые ноги. Сидя на корточках, она сдвинула узкую полоску блестящих трусиков и стала ласкать себя там нежными маленькими пальчиками. Он увидел блеснувшие в лунном свете капельки смазки на маленьких лепесточках возбужденных губок, услышал ее усиливающиеся стоны, и в одно мгновение развернул спиной к себе, бросив на колени на сырую вытоптанную траву. Светка по-кошачьи прогнулась и, обернувшись к нему, плотоядно облизнулась. Виталик ненадолго замер, наслаждаясь видом вздернутой маленькой упругой попки, загорелых мускулистых ляжек и, раскрывающейся ему навстречу, маленькой узкой раковинки. Он медленно провел пальцем по сократившимся под его напором нежным губкам, увлажнил палец в ее теплом соке, попробовал его на вкус, и, нависнув над ней всем телом, на выдохе вошел в нее... Ему показалось, что он попал в рай. Так было так узко и горячо, что он судорожно здохнулся. Там звенели колокольчики и порхали бабочки, рассыпались горошинки разноцветного драже и сладкой, теплой волной накрывал ласковый прибой... Он любил Лёлю, он слишком любил Лёлю. Она была его любимой роскошной женщиной, и он все никак не мог поверить своему счастью. Он трепетал перед ней, прикасаясь с величайшей осторожностью, благоговея и робея. Она была неизменно добра к нему, подбадривая, поощряя и иногда подталкивая в нужном направлении. Но он все равно слишком боялся не соответствовать, слишком много суетился, слишком быстро кончал, неизменно чувствуя себя виноватым. Но Лёля ни разу не выдала своего недовольства, и от этого было еще тошнее. И тогда он говорил себе, что главное — любовь, а там — захотим — притремся, научимся... Но сейчас ему не надо было быть никем кроме себя самого — распаленного самца, настигшего самку, охотника, загнавшего дичь, серфингиста, ловящего волну... Он с наслаждением трахал и трахал эту узкую горячую сучку, и чувствовал, что счастлив делать это бесконечно! Она словно создана была для страстной ебли в сладкую щель. Её звонкие стоны колокольчиками рассыпались на высоких частотах, маленькие холмики грудей не отвисали, как у Лели, а вызывающе торчали книзу. Поджарое тело бешено уносило его за собой в безумную скачку. ... Он не знал, сколько прошло времени, поймал себя лишь на том, что предательски дрожат от усталости перепачканные землей коленки, а Света уже практически пластается по земле, вцепившись зубами в клок сырой травы и утробно подвывая под его напором. Казалось, оба они уже изнемогли, но тут Светкины глаза широко раскрылись и вспыхнули холодным, хищным блеском, а изо рта высунулся, блядски обводя губы, манящий, дразнящий (раздвоенный?) язычок. «Шлюха, шлюха, шлюха!» — Заколотилось в мозгу. Но от этого стало почему-то только слаще. Он почувствовал, что больше не владеет своим телом. Сладкая, острая волна захватила его и потащила за собой, заставив выгнуться дугой и зажмуриться до слез. Светка ящеркой вынырнула из-под него и махом поймала в ротик его разбухший до нереальности, стреляющий спермой член, всасывая в себя тягучие струи, балуясь языком, торопя, обостряя и усиливая оргазм. Виталик протяжно стонал, разбиваемый на брызги прибоем, ощущая невероятное облегчение и любовь к миру. Он выдохнул и опустил глаза: перед ним на траве сидела мокрая, грязная Светка. Откинувшись назад и раскинув ноги, мелко надрачивала маленький клитор, задыхаясь и нагло глядя прямо ему в глаза, взбивая языком и губами в пену его соки вперемешку со своей слюной. Ей словно мало было того, что произошло между ними. Она готова была трахаться двадцать четыре часа в сутки, доводя себя и его до исступления и опустошения. Но он уже опомнился. Встал. Натянул помятые брюки, испачканную рубашку, застегнулся на все пуговицы, потер руками лицо, словно стряхивая наваждение. Он не знал, как себя вести и что сказать, но глядя на цинично извивающуюся перед ним потаскушку, неожиданно зло выплюнул: «Шлюха!» И зашагал прочь. Вслед ему зазвенели веселые развратные колокольчики: «Кто-то? А сам-то кто! Жени-их!» Он пробирался к своему дому огородами. Испачканные землей штаны еще можно как-то объяснить, но, вот, перемазанную помадой рубашку надо сменить немедленно. Ничего. По-тихому залезу к себе в окно, переоденусь. Никто не увидит. Хуже другое. То, что случилось. Что же я наделал, козлина! — В отчаянии подумал он. Как! Я! Мог! Предать Лёлю. Мою добрую, светлую, чистую Лёлю с грустными глазами... ************************************************************************************* ... Лёля стояла раком на занозистом полу, принимая в себя два члена. Она с наслаждением старательно отсасывала на всю длину у Василька, держа его за бедра и, прогибаясь как можно ниже, подмахивала пристроившемуся к ее киске Лёхе. — Стоны наслаждения вырывались из ее горла. Киска горела и текла, плавясь от вожделения. Василек ловил ее возбужденные сосочки, затыкая до упора членом стонущий рот, а Лёха жестко растрахивал писечку как будто в последний раз в жизни. Её сучья страсть и покорность заводила его все сильней. «Ай, бля, Лёля, не могу больше!» — завопил Лёха, сжав зубы и выгнувшись дугой впечтался в Лёлины бедра, изливая в нее фонтаны спермы. Он жаркой пульсации внутри случился маленький взрыв и Лёля с протяжным рыком стала кончать, задергавшись в оргазме. Замерев на пару секунд, Лёха выбрался из нее, доплелся до своей одежды, вытащил из штанов пачку и закурил, плюхнувшись на пол. Он с наслаждением наблюдал, как Василек уложил растрепанную невесту на спину прямо на скрипучий пол, задрал повыше изящные ножки в чулках, полюбовался пульсирующим обкончанным входом во влагалище, растирая сперму по клитору и вызывая в нем новые конвульсии страсти. Задрал ее ноги еще выше, пригнув коленки к груди и заставив приподнять попку. Раздвинул шелковистые ягодицы и ввинтил палец в анус. Лёля испуганно дернулась, но тут подлетел Лёха, зафиксировал ее руки, прижав к полу, и стал медленно целовать припухший рот и торчащие сосочки, давая возможность Васильку сделать свое дело. Василек сосредоточенно похлопал членом по ее промежности, разогревая и расслабляя попу, тягуче плюнул на узелок ануса и полез, напирая, выдыхая, закрыв глаза от напряжения. Ухнув, провалился внутрь и погнал, подгоняемый Лёлькиными страдальческими воплями. Она выла, как степной волк, надрывно и протяжно, оргазмы токались в ее передок через тонкую стенку. Она изгибалась и крутилась, словно хотела убежать, уползти, но не могла, насаживаемая на копье страсти... Леха достал из кармана телефон и стал снимать извивающуюся Лёлю, стараясь не захватывать в кадр лицо приятеля. Вот искаженное страстью лицо невесты в сбившейся фате, вот трясущиеся на весу ножки в белых чулочках, вот крупным планом растягивающий узкую попку бугристый член... Василек понял, что кончает. Судорога свела все его тело. Член жил своей жизнью, мощно извергаясь в узкой горячей попке и тащил его за собой по волнам неотвратимого оргазма. Он рухнул на подвывающую Лёлю, выскользнув из нее, рефлекторно благодарно целуя взасос ее шею, и откатился в сторону, раскинув руки и бессмысленно глядя в темный потолок. Лёха любовался на горящую, пульсирующую ее задницу, дышащую словно жерло вулкана, извергающего Васькину густую сперму. — Все, хорош, Лёха! Ей скоро реально искать будут! — Выдохнул Василек, влезая в джинсы. Давай, линяем по-быстрому, а не то мордобой на свадьбе нам обеспечен! Лёша нежно поцеловал лежащую Лёлю в дрожащие губы: — — Пока, невестушка моя! Счастливо замуж сходить! Не забывай нас никогда! И мы тебя не забудем! Он подмигнул, засовывая в карман телефон с записью. Это на память о нашей встрече! Глянем когда на большом экране! Парни заржали и быстро выкатились за дверь. Лёля долго еще лежала на полу, постанывая и глотая слезы. Она плохо понимала свое состояние. Возможно, это даже были слезы счастья... Они столкнулись у входа в свадебный зал. Он успел переодеть измазанную помадой рубашку, а она — умыться у колонки и кое-как почистить истрепанное платье. Тяжело дыша, они бессмысленно смотрели друг на друга, переполненные лишь собой, своими недавними впечатлениями. Откуда ни возьмись, вывернулась Светка. Заводная, свежая, энергичная, словно только что вставшая с постели, почему-то со сбитыми коленками... Схватила их, оторопевших, за руки, втащила в зал. — Невесту нашли! Невесту нашли! — Заблажила она на всю свадьбу. — Выкуп! Выкуп! — Она ловким движением выхватила из правого кармана жениха свернутые рулончиком купюры. Размахивая ими, поскакала к подносу с подарками и деньгами. Их появление не вызвало особого ажиотажа. Тамада туго знал свое дело: вино лилось рекой, конкурсы и танцы следовали один за другим. Половина гостей уже отдыхала в салатах, остальные рассыпались по залу, отрываясь на всю катушку. К Лёле подлетела взволнованная мама: — Дочка, что случилось? Все тебя потеряли! — Мам, понимаешь, — на ходу стала сочинять Лёля, — мы со Светкой побежали прятаться к ней домой, а... на той улице... у Прохоровых собака сорвалась, ну... эта... бешеная... Короче, пришлось нам через забор прыгать и полчаса ждать, пока она убежит! — Да-да, тёть Валь, — выросла рядом Светка. — Так и не дождались, уходили огородами, через заборы лезли, извозюкались все, истрепались — жуть! Я, вон, коленки себе разбила! Ладно, всё, давайте за стол! Водка стынет! Тост за молодых! Она выскочила в центр зала, уперла руки в боки, подмигнула в угол старенькому баянисту: — Дядь Коль, жги! — Гармонист, гармонист, Положи меня под низ! А я сяду — погляжу, Да хорошо ли я лежу! — Заголосила она на высоких нотах, перекрывая переливы плясовой и шустро притопывая. Тут же подлетел изрядно бухой свидетель, попытался, заваливаясь, обойти ее вприсядку. Держась за руки, Лёля и Виталик прошли к столу. Предстояло вытерпеть еще немного, а там... О том, что будет дальше, оба старались не думать. — Здоровье молодых! — звонко выкрикнула Светка. Отпила из бокала, поморщилась и заорала: — Горько! — Горько! Горько! — зашумел пьяный зал. «Опять! — подумала Лёля, — И что вообще я здесь делаю? Снова подставлять губы под дурацкие поцелуи...» Она обреченно встала, подняв голову. И не сразу поняла, что случилось. Что-то новое и незнакомое проскользнуло в манере жениха. Он с силой прижал к себе за лопатки, заставив задохнуться. В живот ей уперлось твердое — она ощутила напор его непослушной плоти. Виталик нагнулся и нежно, словно смакуя на вкус, присосался к ее губам, втолкнул в рот язык и заиграл ее язычком. Это было какое-то удивительно развратное ощущение. Она вдруг забылась и тихонько застонала, переступая с ноги на ногу. Внизу все расслабилось и потекло, и она почувствовала, как из раскрывшихся губок и ануса вниз устремились потоки спермы. Дизайнерские шелковые трусики со стразами, один из подарков жениха, валялись где-то в пыльном углу барака, и теперь она ощущала, как густая тягучая слизь вытекает из нее, капая на пол, стекая по ногам, падая на белые туфельки... Только бы никто не заметил! Она ощутила, что руки Виталика сползают все ниже и ниже. Проскользнув талию и поясницу, опустились на попку и стали с силой мять ягодицы... — Ты охренел! — выдохнула она ему в лицо. — На нас же смотрят! — Пусть смотрят! — его голос был напористым и чуть насмешливым. — Они все пьяные. А нам, кстати, пора в постельку. Давай выбираться из этого бардака. — Ну, что, гости дорогие! — глядя на них, завопил ушлый тамада. — Не кажется ли вам, что дело близится к финалу и нашим молодым пора уединиться? Пожелаем же им бурной брачной ночи! А тех, кто еще в силе, я приглашаю на зажигательную «Макарену»! Хмель и кураж ударили в голову. Виталик вдруг подхватил Лёлю и, одним махом перебросив через плечо, легко понес к выходу. Свадьба отчаянно гоготала и отпускала комментарии. Лёля была в шоке. Никогда и никто с ней так еще не обращался. Тем более, Виталик. «Перепил, — промелькнуло у нее в мозгу. — За кого замуж вышла — сама не поняла». Подыхающий со скуки возле столовой шофер открыл им заднюю дверцу. Виталик впихнул невесту на сиденье, втиснулся сам, и они поехали. Ехать было всего два квартала — тётя Зоя уступила новобрачным на время первой ночи свой благоустроенный домик. Отгуляв два дня, они должны были лететь в Египет — путевки были свадебным подарком от родителей. Виталик прижал жену к спинке сиденья, навалился, похотливо целуя взасос, полез под юбку. Она зло вырывалась, оглядываясь на безучастного шофера и чувствовала его веселый кураж... ... Спальня была украшена цветами, шариками, растяжками с пожеланиями молодым. Кто-то уже заботливо притаранил сюда подарки и деньги в конвертах. Добротная широкая кровать была застелена кружевным бельем и обложена разнокалиберными подушками. Виталик внес Лёлю, опустил на постель. — — Вот, — сказал он, тяжело дыша, — пришли! Она сидела на шелковом покрывале, глядя ему в глаза и отчего-то тоже тяжело дышала... Он стоял напротив нее и чего-то ждал, словно силясь понять, осознать нечто важное... Она молча стянула перчатки, правую — вместе с кольцом, и посмотрела на него слепым, ненавидящим взглядом... Постепенно разгоряченная улыбка сползла с его лица. Осознание настигло мозг. Да, это — правда: его жена его не любит. — Лёля, ты меня не любишь? — то ли вопросительно, то ли утвердительно тихо произнес он. Она молчала. — Лёля, ты меня не любишь? — уже с нажимом, заводясь, повторил он. — Ну что молчишь? На хрена ж ты замуж за меня выходила? — отчаянно заорал он, сжимая кулаки. Его завод передался ей, больно стрельнул в мозг, отдался в сердце. Клубящаяся ярость вырвалась из груди: — Да, не люблю! Не люблю я тебя, Виталик! И вышла за тебя только, чтобы забыть любимого человека! Но я! все равно! никогда! не смогу! его! забыть! — Я слышал про этого человека. — Глухо сказал Виталик. — Так это с ним ты пропала со свадьбы?... И Светка была в курсе?.. Он вспомнил змеиный взгляд, загадочную улыбку, глухой тупик — и все понял. — Да, с ним, — разгоряченно орала Лёля, — с ним! Потому что я люблю его, хочу его и не могу без него! А ты тут вообще не при делах! Голова закружилась. Приступ горечи во рту. Страшная злость накрыла его. Он собрал остатки воли в кулак и предпринял последнюю попытку: — — Лёля, но почему... — Да потому!! Хотя бы потому что он трахается не как маменькин сынок и задрот, а как настоящий кобель! — Она секунду помолчала, глядя в глаза и словно пережевывая губами слова, прежде, чем выплюнуть. — И. Не. Только. Он! Удушливая горечь затопила глаза. Руки сами сжались в кулаки. Убить! Убить шалаву! Он закрыл руками лицо, пытаясь стряхнуть наваждение. Но наваждение не исчезало. — Что, съел? — орала, теряя человеческий облик его молодая жена. — Поздравляю тебя, Виталик: ты женился на шлюхе! Да-да! На самой настоящей шлюхе! — Она истерично расхохоталась, срывая с ног туфли и запуская в него. Маленькая острая «шпилька» попала в сердце, вызвав резкую точечную боль и вытаскивая на поверхность мутную, тёмную волну испепеляющей ярости... ... Резкая звонкая пощёчина отшвырнула её на постель. Она сначала не поняла и оторопела. Потом гнев вспыхнул в ней бешеной волной: — Как ты смеешь! Ты пьян, скотина! — взвизгнула она. Не обращая внимания на ее вопли, он схватил ее за ноги, потянул на себя и стащил с нее белые истрепанные чулки. Туго обвязал чулком запястье, подтянул ее к изголовью кровати и крепко привязал к металлической перекладине. Она не сразу поняла, что он делает, а когда поняла, задергалась и завопила, плюясь жестокими словами. Но он, преодолевая сопротивление, зафиксировал вторую кисть с другой стороны от изголовья и отошел, любуясь своей работой. Она билась перед ним, раскинув привязанные руки. В тесном корсете с юбочкой. В сбившейся набок фате. Со слезами ярости на глазах. Извиваясь, дрыгала ногами, словно пытаясь достать и пнуть его. Юбка задралась, оголился голый роскошный зад, между прелестными бьющимися ножками блеснула перемазанная липким эпилированная писечка. Разгоряченный Виталик задохнулся от этого зрелища. Член болел от возбуждения. Он торопливо сбросил рубашку, расстегнул ремень, стянул брюки вместе с трусами, и тут сообразил... Медленно вытащил из штанов ремень с металлической пряжкой. Не торопясь, приблизился. — Ну, так что там про любимого человека, который трахается как кобель? — спросил он, похлопывая сложенным ремнем по бедру. Член его жил своей жизнью, приятно удивляя его. — Виталик! — задергалась она, — Виталик, не надо! Виталик!! Я сейчас закричу!! — Она вдруг осознала, какой он высокий, здоровенный, сильный, напористый. Просто потому что мужик. Нависающий над ней с ремнем наперевес и стоящим членом. — Кричи-кричи, — ухмыльнулся он, — пусть завидуют! Могу вместе с тобой покричать! — Лицо его было слепым и жестким. Он с размаху стегнул по ее голым, беззащитным ногам, оставляя горящую полосу, выколачивая резкий визг и слёзы. — Ну, и как? Как трахается твой кобель? Или сколько их там было? — Нежно и вкрадчиво спросил он у ревущей Лёли. — Подонок! Ненавижу тебя! — Но, зато, Я люблю тебя, Лёля! Я твой муж. И мне не безразлична твоя интимная жизнь! Так сколько их было? — он слегка приподнял ремень. Гнев мгновенно улетучился из ее головы, вытесняемый страхом. Она поняла, что больше не сможет вертеть этим мальчиком, как захочет. Странным образом он вдруг осознал свою власть над ней. И этот факт изумлял, пугал и завораживал ее. — Виталик, не надо! Я все скажу, только не надо! — она частила сквозь слёзы. — Двое. Их было двое... Резкий удар со свистом прилетел по ляжкам. Слёзы с новой силой хлынули из глаз. Визг огласил спальню новобрачных. И снова вкрадчивый голос: — Тебе было хорошо с ними, Лёлечка? Она замерла как неживая, боясь вздохнуть. Низ живота сжался от ужаса и горячего нахлестанного возбуждения. Мозг отказывался осознавать происходящее. Он ухватил ее ногу, высоко задрав, обнажив непристойное зрелище мокрой, распахнутой пизденки, поднес к лицу маленькие напедикюренные пальчики, взял в рот и стал обсасывать, щекотно лизнул языком середину стопы, сжимая изящную щиколотку. — Ну, расскажи, как они тебя трахали? — задыхался он от нежности. — Ты все расскажешь, и я тебя отпущу. Давай же! — Он отпустил ее ножку, потянулся к корсету, ласково поглаживая стянутые сиськи, расшнуровал его и стащил через ноги вместе с юбкой. Полюбовался обнаженкой, на минуту сжав рукой беспокойный член. Она молчала, заливаясь краской и слезами. Снова взялся за ремень. — Я не понял: ты что, хочешь, чтобы это продолжалось до утра? — голос стал угрожающим. Ремень свистнул по круглой ягодице, впечатывая малиновый след. — Нет, Виталик, нет... да... мне было хорошо!... — она всхлипывала, заводясь все больше. — Так нет или да? — ремень звонко щелкнул по телу. — Да! Да! — Значит, так: я буду задавать вопросы и немножко бить тебя! А ты будешь с удовольствием давать правильные ответы! Чем быстрее ты правильно ответишь на все вопросы, тем быстрее это закончится. Поняла, детка? — Голос снова сочился нежностью. От этого было еще страшнее. Это был не только страх порки, но страх неизвестности, связанный с непонятной, чудовищной трансформацией ее молодого мужа. И этот страх заставлял сжиматься ее живот и пах, пульсируя и выталкивая муку наслаждения. — Вопрос следующий: тебя трахали сразу вдвоем? — Да... — сдавленный голос, резкий щелчок ремня по бедрам. — Что ты чувствовала? — Возбуждение! Страсть! — Звонкий удар! — Умница! — Они ебали тебя в рот? — Да! — Свист ремня, удар! — Повтори! — Да! Да! Дааа!!! — Ремень весело пляшет по нежной коже, высекая искры желанной боли и брызги слез облегчения. — Еще как? Давай-давай, детка! Нам нужно пройти процедуру до конца! — В писю... И в попу... — она разревелась, всхлипывая. — Так это же очень хорошо, детка! Ты, наверное, получила большое удовольствие, да? Ты жарко кончала с ними? — голос снова засочился лаской и мёдом. — И ты давно хотела этого? — Молчание. — Резкий свист ремня, рёв и визг: — Да! Да! Даааааааа!!! — Умница! Просто умница. Ответь мне, Лёленька, девочка моя, на последний вопрос: и кто же ты теперь после этого? — Он снова задрал ее ножку, обнажая развратное зрелище, ласково погладил. — Ну эротические рассказы ! Ты же уже говорила это, скажи еще раз! — Ремень, уже с пряжкой, болезненный удар по нежнейшей внутренней стороне бедер, почти промежности. — Шлюха, Виталик, любимый, я шлюха!!! — утробно завыла Лёля, переставая соображать. — Детка! Какая же ты умница! Понравилось, наверное, быть чьей-то шлюхой? — Рука с ремнем зависла в воздухе. — Да! Да! Да! — Лёля по-волчьи разрыдалась, мотаясь по постели, насколько позволяли привязанные руки. Тело пылало ноющей, саднящей болью. Зубы стучали нервной дрожью, а голова отказывалась понимать происходящее. Передок горел нескончаемым жаром. Она превратилась в кусок стонущей плоти, комок рефлексов, связку притупившихся ощущений, воющую белугу, безвольное месиво... Ремень с оттяжкой загулял по телу, взрывая яркой болью бока, плечи, живот грудь, задницу, ноги, бедра, пару раз пришлось по клитору, и она чуть не сдохла от взвизга болезненного возбуждения. Ее мучитель остановился, бросил ремень, выдохнул, устало поник... — Ну, что, — медленно, с облегчением, произнес Виталик, — вот мы все и выяснили: моя жена — шлюха. Я женился на шлюхе. Что же! Придется радоваться тому, что есть! Будем трахать шлюху так, как она того заслуживает. — Он сыто, цинично улыбнулся. Опустился на колени межд у ее ног, сгреб ладонью промежность, прощупывая сжимающиеся мышцы... — Эк тебя обкончали, девочка моя! Да ты и сама неплохо течешь! — Он чувствовал себя героем дурацкого порнофильма. Собрал выделения, с силой впихнул сочащиеся липким пальцы к ней в рот: — Соси-соси! Сладость-то какая, а? Потеряв соображение, Лёля отрешенно и старательно обсасывала его пальцы. Её безволие и послушность до безумия завели его. Он достал из-под подушки презервативы (не купаться же теперь в сперме этих козлов), быстро открыл коробку, зубами надорвал упаковку, раскатал тонкую резинку по железному от возбуждения члену. Широко, до упора, раздвинул ее задранные полусогнутые ноги, немного подумал — и без предисловий, преодолевая сопротивление, впихнул член в упругую задницу. В глазах потемнело. Перевозбуждение дало о себе знать. Хотелось продержаться подольше, чтобы узнать, как ТАМ у нее. Это был его первый анал. И он не хотел ничего пропустить. «Узко, горячо, не чуть не хуже, чем в пизде у Светки, — промелькнуло в мозгу. — Надо будет ее туда почаще драть». Член заплескался, заскользил взад-вперед, словно рыбка, попавшая в родную стихию. Лёля ощутила бесконечность этой ночи. Уже третий член за сегодня проникал в ее попку, бывшую до этого дня девственной и не предполагавшей никаких приключений... Виталик с ходу взял темп и теперь яростно с наслаждением долбился в задницу своей жены. Лёля поняла вдруг, что ей безумно приятно. Небольшой крепкий член не распирал ее, выворачивая наружу, а быстрыми, короткими, резкими толчками выбивал внутри нее чечетку пульсирующего наслаждения. Волосатые яички, шлепая, вжимались в анус, шершаво дразня попку. Она завелась и стала нежно вскрикивать и постанывать в такт его безостановочным движениям. Высокие груди дрожали, дразня пышными, словно резиновыми, сосками. Он ущипнул эту роскошную сладость и погнал быстрее, не в силах остановиться. Бедра свело. Еще немного... Он выскочил из нее, сорвал растянутый презерватив с вспотевшего члена, подтянулся к изголовью и, держась за спинку кровати, навис над ее стонущим ротиком, вошел до упора, уткнувшись разбухшей головкой в сладкое стонущее горло. Нежная плоть обволокла его, потерявший остроту ощущений в презервативе член расплылся в наслаждении, стало горячо, еще горячее. Он бешено заработал бедрами, хлюпая в ее глотке, на последнем пике ухватив взглядом ее вытаращенные от удушья глаза. Яйца сжались и лопнули взрывом. Густые струи, разрывая его пополам, полетели в хрипящий ротик, на чувственные губки, забрызгали щеки и мохнатые ресницы. — Ааааааааааа!!! — Выгнулось дугой и откинулось тело. Никогда еще он так не кончал на пике зверского, невыносимого возбуждения. Он упал рядом с ней, задыхаясь, витая в эйфории пульсирующего оргазма, хрипя и изгибаясь, не веря в собственные нереальные ощущения. Тяжело дышал несколько долгих минут. Встал, расправляя плечи. Отвязал посиневшие запястья жены от кровати. Плюхнулся в кресло напротив. Впервые пожалел, что не курит. Лёля с трудом села на кровати, растирая затекшие руки. Все тело пылало малиновыми полосами. Они сочились и саднили. Попка гудела, сокращаясь. Лицо было перемазано спермой Виталика, от которой она никак не могла отплеваться. В пизденке тяжело ныло. Она возбудилась, но не кончила. Но не это сейчас волновало ее больше всего. Она молча, покорно смотрела на Виталика, не в силах до конца проникнуться их новыми ролями. Что-то случилось между ними. Что-то ужасное, непоправимое, но странно манящее и притягательное. Что теперь будет с ними? Он бросит ее? Опозорит? Расскажет родителям? Позвонит Лёхе и вызовет на разборку? Навсегда прогонит из их жизни шалавную Светку? Что вообще тут можно сделать? — Виталик, что теперь будет? — тихо спросила она. Он помолчал, потирая лицо. — А ты как думаешь? — угрюмо бросил в ответ. — Я не знаю, Виталик... Они снимали меня на телефон, и мне это нравилось. Что мне теперь делать? Хмель одномоментно слетел с него. Он вскочил, натягивая штаны. Взглянул на часы. Глубокая ночь. Подошел к шкафу, вытащил большую спортивную сумку, бросил перед ней на постель: — Немедленно собирай свои шмотки, деньги, документы. Мы уезжаем. — Но когда? Куда? Как? — Прямо сейчас, куда глаза глядят, но как можно дальше отсюда и навсегда. Устроит? — он тяжело глянул на нее, застегивая рубашку. Она непонимающе глядела на него. Ожидала чего угодно, только не этого. Он мог выгнать ее, еще раз избить, уехать сам — она бы поняла, но... — Виталик, почему?!! — Потому что ты моя жена. И потому что я люблю тебя, дура! Он распахнул дверь и вышел в глухую ночь выгонять машину. Виталик гнал машину по ночному шоссе. Редкие фонари мелькали по обочинам. Ночь перевалила экватор и неумолимо ползла к рассвету. Ни одной машины не встретилось им на предутренней трассе. Ровно и тепло гудел мотор. Виталик молча и сосредоточенно глядел на дорогу. Лёля оцепенело сидела рядом, ошарашенная этой ночью. Собираясь наспех, она успела натянуть короткую джинсовую юбку да открытый топ на тонких бретельках. Даже лифчик искать было недосуг. И теперь роскошные, тяжелые груди выпирали под тонким красным трикотажем, колыхаясь в такт движению. Вьющиеся волосы она по-быстрому заплела в коротенькую косичку, и вид имела самый затрапезный. И лишь надетые впопыхах изящные белые туфельки невесты напоминали о только что свершившемся грандиозном в жизни каждой девушки событии. Молчание висело в машине тяжелым свинцовым облаком. Лёля все пыталась переварить случившееся с ней, но ничего не получалось, не сходилось, не состыковывалось в прежнюю картину мира. Паззл, который она пыталась собрать в голове из сегодняшних впечатлений, разваливался на кусочки. Потом она перестала думать и тупо смотрела на свои ноги. Ноги как ноги. Лишь из-под короткой юбки виднелись вспухающие красные полосы, при малейшем прикосновении отзывающиеся горячей пульсацией. Собственно, сидеть было тоже непросто, но заднице досталось чуть меньше, особенно, правой половине. Поэтому она старалась больше опираться на нее. Горел живот под короткой майкой, горели бока и промежность. Но это все было терпимо по сравнению с неотвязно мучающей ее мыслью: «Что дальше?» — Что дальше, Виталик? — Лёля осознала, что произнесла это вслух и напряглась. Тот молчал, все так же глядя на дорогу. Притормозил. Остановился. — Что дальше? Дальше мы уедем отсюда. Через день наш рейс в Хургаду. Перекантуемся в гостинице. Позвоню с утра родителям, скажу, что решили перед вылетом погулять в городе. Пока на отдых, а там решим. Но обратная дорога нам заказана. Или ты не согласна? — он впервые оторвал взгляд от лобового стекла и тяжело повернулся к Лёле. Она молча, не глядя на него, кивнула. Помолчали. — Виталик, но как ты представляешь себе нашу дальнейшую совместную жизнь после всего, что случилось? — произнесла она после недолгой паузы, по-прежнему разглядывая свои коленки. — А нашу дальнейшую совместную жизнь, Лёля, я представляю так. — Она удивилась спокойной уверенности его тона. Казалось, он ни секунды не раздумывал над ответом, словно с рождения имел четкий план насчет их будущего. — Мы уедем туда, где нас никто не знает. И будем жить, как ни в чем не бывало. Работу я найду, жилье сниму, жить будем нормально — я в этом уверен. Я буду тебя обеспечивать, заботиться, любить и ласкать. С одним условием. — Он помолчал. — С этой минуты ты всегда и во всем до самых несущественных мелочей подчиняешься мне одному. — Он в упор глянул на нее. — Я не думаю, что у тебя есть особый выбор. Но если ты не согласна, то можешь прямо сейчас вылезать из машины и топать назад по трассе в свои Большие Колотушки. А мне, если что, в другую сторону. Он был настолько спокоен, что Лёля поёжилась от непоколебимой уверенности его тона. Но тут же решила на всякий случай ни о чем не думать. Она вообще разучилась думать за эту ночь. Это бессмысленное и мучительное занятие она бы с удовольствием предоставила кому-то другому. Ей вдруг стало хорошо и спокойно от того, что кто-то готов принимать за нее решения. Неважно, какие. Важно, что не надо это делать самой. Она будто стала дорогой жемчужинкой в подарочной коробочке на бархатной подушечке. Абсолютно несамостоятельной и бессмысленной вещью. Мягкий, уютный салон машины был похож на коробочку. А она — на маленькую, красивую безделушку. Только саднили коленки. Виталик повернул тумблер радиолы, задумчивый ночной блюз разбавил гнетущую тишину салона. Его пугала и заводила мысль о том, что все теперь в их жизни зависит только от него одного, его жесткой воли, последовательных действий, способности взять все в свои руки. Повернулся к ней: — Детка! — устало произнес. — Я, правда, очень люблю и безумно хочу тебя. И серьезно намерен сделать тебя счастливой. Я всё решу и всё сделаю ради нас, только слушайся меня всегда. И все будет хорошо. Можешь ни о чем больше не заботиться кроме собственного послушания. И, надеюсь, ты понимаешь, что это абсолютно вынужденная мера. Ты просто не оставила нам с тобой другого выхода... Лёля улыбнулась: вот и решение проблемы! Не думать! И все будет хорошо. Она же росла хорошей и послушной девочкой, любила маму и папу. Как же она забыла, что мужчина — главный в семье и его надо слушаться! — Да, Виталик! — с облегчением кивнула она, — я тебя поняла. Прости меня за всё! — она сделала большие глаза. В ответ тот расхохотался: — Простить? Тебя? Детка, ты ни в чем не виновата! Ты просто была собой, и это было прелестно! Я понял: ты нужна мне именно такой! Оставайся же такой всегда! Леля подняла на него изумленный взгляд. Виталик протянул руку и осторожно провел пальцами по ее усталому лицу, скользнул по шее на грудь, восхищенно пощупал торчащие соски под тонкой маечкой. — Подними ее, — ласково попросил он. Лёля внимательно поглядела на него и медленно, послушно задрала эластичную трикотажную ткань, обнажая высокие полушария. Виталик припал губами к пышной, чуть вспухшей после экзекуции груди, которой, правда, досталось меньше, чем остальному телу, вдохнул пьянящий запах, задохнулся. Лёля зажмурилась и поплыла... Ещё, ещё и ещё... Ничего больше не нужно кроме сносящей крышу ласки. Щекотно заныла промежность, бёдра сами подались вперед, из высокой груди вырвался вздох... — Ты меня дико заводишь! Но нужно ехать. — Сказал Виталик, с трудом отрываясь от возбужденно торчащих сосочков. — Сделай для меня доброе дело: я не хочу задремать за рулем, оставь мне возможность видеть рядом твои обнаженные прелести! Мне это поможет чувствовать себя живым! Он протянул руку к короткой юбке и потянул ее вверх. Лёля послушно приподнялась над сиденьем, юбка скользнула на живот, обнажив вспухшие красными полосами ноги, пышные бедра, узкую полоску белых трусиков. Виталик нетерпеливым движением заставил ее стянуть трусы, обнажая влажные нижние губки, и вышвырнул их в открытое окно: — Вот так и сиди, хорошо? — усмехнулся Виталик, любуясь женой. — Теперь я точно не засну, пока не доеду. — В штанах слегка заныла возбужденная плоть. Он вжал педаль газа, машина полетела по ночной трассе. Смутно вспомнился восточный гороскоп. Час Тигра незаметно подкрался на мягких лапах, замерев в напряженном ожидании рассвета. Тонкая светлая полоска призрачно белела слева за тянущимися вдоль дороги полями. Где-то километров через десять должна быть дешевая придорожная гостиница. Эта ночь казалась им бесконечной. Оба они были измотаны до предела эмоционально и физически, но словно второе дыхание настигло их вкупе с эйфорией бессонницы. Казалось, еще сутки, а за ними и еще могут они не спать и не есть в тревожном ожидании новых открытий в познании себя и друг друга. Последняя ночь распахнула новые горизонты и бездны в их жизни. И теперь они никогда уже не будут прежними. Лёля сидела полуобнаженная. Перетянутая лишь ремнем безопасности, грудь тревожно колыхалась при движении. Ощущение врезающегося в голое тело ремня возбуждало. В животе стало щекотно. Боковой ветерок обвевал распахнутую промежность. Внизу стало мокро. Лёля глубоко вздохнула и заёрзала на кожаном сиденье. Виталик взглянул на неё. — Детка, поласкай себя немного! — попросил он вдруг, мягчея и улыбаясь. Он взял ее нежную наманикюренную ручку и положил на промежность, чуть прижал сверху своей рукой: — Давай же! Между гладкими губками было так мокро, что пальцы сами заскользили взад-вперед, ввинчиваясь в узкий бутон, словно споря с ним, кто кого обманет в этой неверной игре, заплясали в чувственном танце нежной плоти. Лёля закрыла глаза и закачалась, слегка двигая бедрами навстречу пальчикам. Она дико устала за эти безумные почти что сутки, была невероятно возбуждена всем происшедшим и мечтала только поскорее расслабиться и упасть в забытье. Странные чувства переполняли ее: с одной стороны робость и страх перед таким новым для нее мужем. С другой — щемящая детская обида на то, что всё неправильно. Всё должно быть не так в первую брачную ночь. И это острое ощущение жалости к себе, унижения, неполноценности, заводило ее еще сильнее, заставляя отчаянно, до слёз, дразнить непослушную плоть. Виталик ласково косился в ее сторону. — Детка, — нежно попросил он, — расскажи мне свои фантазии! У тебя есть фантазии? Лицо его вдруг стало жестким, пальцы крепко вцепились в руль, он пристально вглядывался в дорогу, словно не в силах смотреть на Лёлю. — Даа, — простонала Лёля, насаживаясь на пальчики. — Хочу большой член... Туда... сильно... — Она снова застонала, впиваясь пальцами в текущую, ноющую щёлку. Виталик закусил губу. Вести машину было всё труднее. Хотелось до безумия сжать в объятиях распаленную молодуху и, не сходя с места, устроить ей жаркую баню... — Да уж, повезло мне с женушкой, — хрипло пошутил он, — всегда под боком море страсти. Бери — и пользуйся! Погоди, детка, скоро приедем... ... Дальний свет фар выхватил далеко впереди из зияющей темноты серую будку с надписью «ДПС» и две фигуры в светоотражающей форме. Виталик резко тормознул, съехал на обочину и выключил фары и двигатель. Только сейчас он осознал то, что выбили из его головы кураж и эйфория текущей ночи: сколько промилей алкоголя, выпитого на собственной свадьбе, плещется в его крови... Лишение прав никак не входило в его текущие планы, ну, никак... Он нервно нашарил в бардачке пачку жвачки и высыпал в рот пригоршню отдающих холодной мятой подушечек. Мята мятой, а подушечки от теста на алкоголь, если что, не спасут... — Да, влипли! — Произнес он вслух. — Впереди пост, а я пьяный... Лёля взглянула на него, оправляя на себе одежду. Эротический кураж покинул ее. Она посерьезнела. И тут в глазах мужа промелькнули ехидные черти. Он странно улыбнулся: — Детка, разве ты уже закончила? Продолжай, пожалуйста! Я весь внимание. — Он повернул ключ зажигания. — Давай, поехали! — Я не могу, Виталик, — испуганно пролепетала Лёля. — А если нас остановят? Как я буду выглядеть? — Ты будешь выглядеть суперкруто! — проговорил он нетерпеливо. — Ну, давай же уже, делай это! — Ты сдурел? — Лёля взвилась до неба. — Не буду — и не проси! — Ты не поняла, дорогая! Я не прошу — я приказываю тебе. — В голосе мужа зазвенел металл. — Или ты забыла наш недавний разговор? Если что-то не нравится — он перегнулся через нее, распахивая дверцу, — давай на выход! Лёля сидела ошарашенная, словно прилипшая к сиденью. — Я не буду больше повторять, — сузив глаза, жестко чеканил Виталик, — что с этой минуты ты либо слушаешься меня во всем, либо отправляешься восвояси. Куда, вот, только ты пойдешь? Назад, к маме? Тогда приготовься к тому, что все столь любезные твоему сердцу кобели поселка станут целыми ночами свистеть под твоим окном. И по улице ты не сможешь пройти, подняв глаза. И кто тебя после всего замуж возьмет — даже не представляю. Может, конечно, ты всё это и заслужила. Но я бы на твоём месте пожалел хотя бы мать — она так хотела, чтоб ты была счастлива! Лёля вздрогнула. Напоминание о матери больно зацепило ее. Мама, действительно, отчаянно радовалась тому, что Лёля нашла себе такого прекрасного, любящего, состоятельного жениха. Что, наконец, уедет из их дыры в новую, прекрасную жизнь, о которой можно было лишь мечтать. Но вся эта история подкосит ее. Нет! Лёля ватной рукой рефлекторно захлопнула дверцу. — Вот и умница! — весело сказал Виталик. — Всё было хорошо, а станет еще лучше. Тебе же нравится, когда на тебя смотрят, когда тебя все хотят. Нравится, а? — Его охватил лёгкий истерический кураж. «Да, — заторможенно подумала Лёля, — мне бы это понравилось. Не знаю». Щекотные мурашки побежали по телу. Чувство реальности расплылось в мареве смутной возбуждающей фантазии. — Расслабься, киса! — Виталик гладил ее грудь и бедра, пощипывая сосочки, забираясь под юбку, снова заворачивая кверху ткань, обнажая матовую кожу. — Ты же хотела! Подразни себя! — Он ущипнул Лёлю за щёку. И этот властный, чуть пренебрежительный жест, наконец, задел ее. Она взмокла и вжалась горящей промежностью в сиденье, ухватилась ручкой за нежные губки, снова постаралась нырнуть в волны сладких ощущений, вызывая в памяти сегодняшнюю безумную ночь. — Давай, моя девочка, поласкай себя, покажи, как ты хочешь! Ведь, ты же хочешь, и тебе все равно, с кем, шалава... Он ехидно унижал ее, и это заводило Лёлю еще больше, и он знал это, и дрожал сам от взрывной смеси ощущений власти, нежности, заботы, презрения и желания... Лёля низко застонала, раскачиваясь, насаживаясь на свои пальчики. Впереди мелькнули огни поста и волшебная палочка. Лёля зажмурилась и полностью отдалась собственной волне, пробиваемая дрожью, словно сквозь вату воспринимая дальнейшее. Виталик остановился, открыл окно. — Сержант ДПС Андрющенко, — представился, нагнувшись, молодой худощавый дпсник. — Ваши документы, пожалуйста! Виталик, чуть отвернувшись, протянул права. — Странно как-то едете, неуверенно, в такое время... — начал сержант. — Почему в салоне темно? Кто еще в машине? — Он нагнулся и посветил фонариком в темноту салона. Вдруг фуражка его поползла на затылок вместе с бровями, рот раскрылся, он захлебнулся воздухом, наливаясь кровью и каменея. Перед ним на переднем сиденье, выхваченная из темноты рассеянным лучом фонарика, пристегнутая ремнем безопасности и вцепившись в подлокотник, извивалась полуголая юная красавица, судорожно дыша, с закрытыми глазами, раздвинув ножки, страстно ласкающая свои абсолютно мокрые, хлюпающие интимные губки. — Э-эх, бля! — только и вырвалось у оторопевшего гаишника. — Чего там у тебя? — в окне рядом с охреневшим Андрющенко появилась широкая, как блин, суровая рожа его напарника. В ту же минуту лицо его моментально поменяло выражение с вымогательски-делового на подростково-обалдевшее. — Вот это бл... — он осекся и посмотрел на Виталика. — Да, вот так вот, мужики, жена моя! В свадебное путешествие едем — он блеснул новеньким кольцом на пальце. — Не знаете, далеко гостиница? А то девочка совсем не может. Видите, что со мной делает! — «смущенно» ухмыльнулся он. «Боже, я — проблядь!» — промелькнуло в мозгу у Лёли. Сквозь полуприкрытые веки она ощущала три пары возбужденно прожигающих ее, трахающих ее, оценивающих ее мужских взглядов. Она выгнулась дугой, закусив губу, глубокий судорожный стон вырвался из груди, слёзы навернулись на глаза. Стыд и страх заводили ее еще сильней, до безумия... — Дорогая, — услышала она как сквозь вату. — Ты немного увлеклась! Остановись, приведи себя в порядок и поздоровайся! Виталик протянул руку к ее маечке, дернув вниз, усмехаясь, поправил юбку. — Извините нас, пожалуйста! — ехидно-смиренно сказал он. Лёля сидела, тяжело дыша, замерев как мышонок, глядя в пол, закусив губу, с навернувшимися на глаза слезами. Что будет дальше? Они высмеют ее? Оштрафуют Виталика? Вытащат ее из машины и... — Эх, нихера ты, мужик, подженился! — выдохнув, на автомате, растерявший все формальности Андрющенко протянул документы Виталику. — Гостиница через пару километров. Езжай скорей! Да смотри там, следи за дорогой! — заржав, прибавил он, окончательно приходя в себя и отчаянно веселясь вместе с напарником. — Счастливого пути, молодые! Виталик стартанул. Гаишники многозначительно скалились им вслед. Лёля вся сжалась и упала головой на переднюю панель. Слёзы облегчения лились из ее глаз. Её колотило от возбуждения. — Ну, что ты, детка, всё же хорошо, молодец! Пронесло! — выдохнул через сотню метров Виталик, резко выплюнув жвачку в окно. Скоро приедем. Кстати, получила удовольствие? Или еще нет? Ты была бесподобна! Лёля молчала. Ей хотелось скорее приехать, упасть в постель и согреться. Впереди замаячили огни придорожной гостиницы. Виталик припарковался и помог жене выйти из машины. В холле за высокой стойкой их встретил сонный лохматый парень с красным отпечатком стола на щеке. Пока он оформлял документы, Виталик, скрытый стойкой почти по грудь, незаметно гладил под юбкой задницу стоящей рядом жены. Его распирало нарастающее желание. Зрелище публичного унижения Лёли и ее возбуждение неслабо заводили его. Пальцы скользнули между шелковистых ягодиц, подразнили попку, пробрались к промежности. Там было всё так же влажно, горячо и скользко. Лёля закрыла глаза и подалась чуть вверх и назад, ловя убегающие, дразнящие ощущения. Ее податливость завела Виталика еще больше. Он, хулиганя, легонько задвигал пальцами, приподнимая ее выше. Лёле пришлось встать на цыпочки и с закрытыми глазами опереться грудью на стойку, тяжело дыша и чуть двигая бедрами. Больше всего на свете сейчас, до ломоты в зубах, ей хотелось, чтобы Виталик грубо взял ее прямо здесь. Она открыла глаза и вдруг в полуметре от себя встретилась взглядом с лохматым портье, закончившим стучать по клавиатуре и выжидательно глядящим на нее. Она постаралась моментально стереть со своего лица гримасу страдальческого наслаждения и придать ему будничное выражение. Получилось плохо, и парень, несмотря на глухой недосып, что-то почувствовал и уставился на нее пристальней. Виталик с независимым видом стоял рядом, наслаждаясь грубым смущением и растерянностью жены... Лёля сжала зубы и постаралась улыбнуться. Ощущение собственной беззащитности, подчиненности выбивало пробки из ее мозгов. Парень встал из-за стойки и, странно поглядев на нее, пригласил их идти за собой смотреть номер. Поднимаясь за ним по лестнице, Виталик высоко закатал юбку на Лёле, обнажив припухшие бедра. Она зажмурилась и сжалась. Осознание того, что парень может в любую минуту повернуться и застукать их, заводило обоих до крайней степени. Их дико тянуло друг к другу. Парень что-то чувствовал, об этом говорила его напряженная, словно прислушивающаяся, маячащая впереди спина. Открывая дверь номера, портье полуобернулся к молодоженам, что-то говоря, Лёля моментально спряталась за спину Виталика. Эта игра нравилась ей все больше и больше и дико, до дрожи, возбуждала. Виталик первым прошел в номер, оглядывая его. Лёля чуть задержалась, гипнотизируя удаляющуюся спину портье. Парень словно лопатками почувствовал ее цепкий игривый взгляд и неожиданно, но вполне предсказуемо для них обоих — обернулся. Бесстыжая красавица с блестящим от влаги передком прожгла его откровенным, вызывающим взглядом и, по широкой амплитуде вильнув нежными покрасневшими бедрами, просочилась вслед за мужем, позабыв до конца притворить дверь. В номере Виталик откинулся навзничь на стоящую против двери широкую кровать, увлекая на себя жену. Лёля взвизгнула от болезненно-резких ощущений саднящей кожи и дернулась назад. Но он уже впился в ее губы, сильно прижимая к себе за затылок, задирая майку, выкручивая грудь, настырно пробираясь пальцами в хлюпающий тайник наслаждений. Лёля подалась вперед, к позе наездницы, но, словно что-то вспомнив, Виталик сильно нажал на ее голову, резко толкая вниз. Лёля все поняла, сползла к его ширинке, расстегивая и стаскивая брюки, попутно впиваясь нетерпеливыми губами через ткань в предельно напряженную плоть. Виталик вытянулся и застонал. Он сдвинулся бедрами на край кровати, ногами упираясь в пол, и Лёле пришлось встать на колени спиной к двери и прогнуться, чтобы обхватить влажным ротиком выпростанный из одежды жаждущий ласки член и поджатые яички. Содрав с себя чёртовы тряпки и оставшись в одних туфельках, она с наслаждением прильнула к члену, всасывая его в себя целиком, чавкая, облизывая, поливая слюной, играя язычком с головкой и яичками. Похоть разбирала ее до непристойности. Она всасывала в себя пах мужа, вылизывала, словно кошка сметану, внутреннюю сторону бедер, нахально проталкивала свой острый язычок в анус и снова возвращалась к грубому отсосу, до хрипоты насаживаясь горлом на стрелой торчащую головку. Виталик взвыл. Так хорошо ему еще никогда не было. Неужели это счастье, эта вчерашняя томная красотка, эта нежная самка, эта похотливая, сладкая шлюха — будет с ним навсегда?... Он не должен ее упустить. Он должен быть осторожным, хитрым, коварным... и очень любящим. Очень. Он должен изучить ее до сердцевины, разобрать на атомы и собрать заново, сделать центром Вселенной и подстилкой у своих ног, задурить, замучить, заласкать, задарить, но привязать к себе навсегда. Безотказно. Мысль эта выстрелила сладко в мозг, кипучая сперма выстрелила в сладкий рот. Он услышал хрипы, кашель и стоны, увидел измазанное, искаженное лицо, бессмысленно полуприкрытые глаза, дрожащее тело своей жены. Маленькая наманикюренная ручка с новой силой заработала между бедер, заставляя ее рычать и извиваться в приливе последней волны. На подходе лупящего в мозг оргазма Лёля судорожно выгнулась, запрокидывая голову, и взглядом цепляя зеркало против двери. Она уже ничего не могла сделать с осознанием того, что в проеме полуприкрытой двери отражается жестко мастурбирующий на ее отражение лохматый портье. Он делал это как-то настырно, быстро и буднично, словно сливал утренний стояк в туалете. Встретившись с ней взглядом, не отвел глаз, а продолжал свое дело, но теперь уже как будто вместе с ней, словно насилуя глазами ее вывернутую назад и кверху истекающую щелку и бесформенно кривящийся обкончанный рот. Теперь они были безумными сообщниками, сумасшедшими авантюристами, конкистадорами сексуальных откровений, похотливыми животными одной стаи, одной крови. Вспышки оргазма одновременно взорвали их. Лёля протяжно, низко зарычала и закачалась на коленях, судорожно сжимая бедрами мокрые, онемевшие пальцы, хватая воздух ртом. Портье зажмурился, прогнулся с искаженным лицом, член дернулся в его судорожно замершей руке, стреляя длинными струями, стекающими по дверному косяку... Тепло ударяло в мозг, волнами расходясь по всему телу. Хотелось стонать и кончать бесконечно. Лёля, забравшись на кровать, дрожа, прижалась к мужу, с трепетом впиваясь в его рот мокрыми губами. — Давай спать, Лёля! — откуда-то из забытья произнес Виталик, притягивая ее к себе и кутая в одеяло. — У нас был трудный день и длинная ночь. Лохматый портье застегнулся, обтер руку об одежду. Лицо его снова стало сонным, замкнутым и ничего не выражающим. Он повернулся и исчез из зеркала, плотно прикрыв за собой дверь. Забрезжил рассвет. Поймавший свою добычу тигр крутанулся на мягких лапах и в длинном прыжке растворился в первых лучах восходящего солнца. Час кота с чеширской улыбкой материализовался из времени и пространства, свернулся клубком на груди спящих молодоженов и блаженно заурчал Лёля впервые в жизни летела в самолете. Ровно гудели двигатели. Это был ранний утренний рейс, и не выспавшийся народ подремывал на своих местах. Лёля поуютнее закуталась в плед, прикрыла глаза и оживила в памяти прошедший день. Проснулась она далеко за полдень от того, что Виталик весело звенел в трубку: «Да все нормально, мам. Мы так что-то сорвались, просто перед вылетом решили вдвоем погулять в городе. Ну, ты понимаешь... Извинись перед ребятами. Приедем — проставимся!» Минувший день показался сном. Даже странно было представить, что еще вчера она собиралась на собственную свадьбу, а сегодня, исхлестанная в мясо, убегает в неизвестность вместе с молодым мужем. Виталик был бодр и деловит. Заказал завтрак в номер и велел Лёле одеться, чтобы ехать в город, в частную клинику. До города ночью они не доехали всего ничего, и было решено вернуться потом обратно в эту гостиницу, где их никто не знал, чтобы скоротать время до отлета. Лёля натянула длинное легкое платье с рукавами, срывающее следы недавней экзекуции. Лифчик надеть не вышло — он натирал ноющую, нахлестанную кожу. Упругие соски выпирали под тонкой тканью платья, и Лёля чувствовала себя странно, возбуждающе беззащитной. Спускаясь мимо стойки администратора отеля, Лёля мельком заметила за ней лишь полную крашеную даму. Лохматый ночной визави словно испарился. «Будто приснилось» — подумала мимоходом Лёля. В пафосной частной клинике пожилой, видавший виды доктор, хорошо подогретый финансовыми вливаниями из кошелька Виталика, уткнув в бумажки маленькие бегающие глазки, выписал Лёле какую-то мазь для кожи и направление на анализы. Пришла улыбчивая медсестра и увлекла ее в недра оздоровительного центра. Виталик вышел на улицу, впервые в жизни купил сигареты и с некоторым удивлением затянулся, слегка покашливая с непривычки. Потянулись минуты. Лёлю обследовали со всех сторон, словно готовили в космонавты. Брали мазки и кровь из вены, дали выпить какую-то таблетку, обработали все дырочки, что-то вычищая и промывая, смазывали припухшие следы ударов. Она вышла через два часа, свежая и сияющая, словно новорожденная, с гладко убранными назад волосами, в длинном, светлом платье в пол. «Берегите супругу! — многозначительно осклабился на прощание доктор. — Несколько дней не надо появляться под открытым солнцем, пользуйтесь мазью для... решения кожных проблем, по возможности, воздержитесь от травмирующих тактильных контактов. В остальном, с ней все в порядке». Он чуть было не добавил: «Пользуйтесь на здоровье!» Но вовремя осекся. Эта юная, красивая, меланхоличная дама выглядела фактически вещью, которую собственный муж привез в починку. Виталик трпетно обнял Лёлю, целуя в губы. Он ощущал в этот момент былое благоговение перед нежной красавицей женой. Остаток дня они мотались по делам. Леля сидела в машине, пока Виталик ездил на городскую квартиру за вещами и документами, что-то снимал со счетов, делал бесконечные деловые звонки. Она поняла, что все серьезно. Они уезжают от сюда надолго. Сначала на курорт, а там... Быстро прошлись по бутикам, купили ей пару длинных платьев и кое-что по мелочи для пляжа. Лёля плохо представляла, когда сможет пойти на пляж со своей исхлестанной кожей, но очень на это надеялась. Она никогда не была на море. Витрины отражали ее фигуру, скрытую непривычно балахонистым платьем и потерянное лицо в обрамлении гладко зачесанных волос. На лице было написано грустное удивление. Вернувшись в отель в ожидании отъезда, Лёля заснула. Виталик долго в раздумьях сидел возле кровати, любуясь спокойным бледным лицом, обрамленным черными кудрями, длинными махровыми ресницами, ровно вздымающейся нежной грудью. Он любил ее в этот момент, любил так сильно, до слёз! И снова не мог поверить своему счастью. Прошедшая ночь показалась кошмарным сном, глаза его стали слипаться, он прикорнул рядом на краешке кровати и отрубился. Назойливый будильник в телефоне заставил открыть глаза на рассвете. Пора было лететь. Теперь Виталик дремал в кресле у прохода. Лёля сидела рядом, между ним и соседом, расположившимся у окна. Это был солидный, плотный мужик хорошо за сорок, одетый в светлые брюки и легкую рубашку. Бритый затылок, уверенное, грубоватой лепки лицо, небольшое брюшко, туго обтянутые штанами плотные ноги. Крепкие, покрытые жесткими волосками, руки лежали на подлокотниках. Он рассеянно смотрел в иллюминатор. Лёле стало ужасно завидно, до боли захотелось приникнуть к стеклу и окунуть взгляд в волнующую глубину бездны, распростёршейся за бортом. Увидеть маленькие игрушечные белые домики, тонкие вены рек, лесные массивы, похожие на смятую бумагу горные хребты. Все это ужасающее великолепие с высоты птичьего полёта. Она рефлекторно потянулась в сторону окна и слегка задела грудью лежащую на подлокотнике крепкую мужскую руку. Смутившись, она чуть отодвинулась. Мужчина, казалось, не замечал ее, рассеянно созерцая проплывающее за бортом бескрайнее пространство. Лёля расслабилась и снова подалась вперед, стараясь разглядеть залитый утренним солнцем величественный пейзаж. И не сразу обратила внимание на легкую возбуждающую щекотку. Не отрывая взгляда от иллюминатора и не меняя выражения лица, солидный сосед, легким, ненавязчивым движением теребил ее сосок под тонкой тканью летнего платья. Бюстгальтера на ней не было, и от этого возникало возбуждающее ощущение незащищенности нежных прелестей. Первым порывом было дернуться и отодвинуться. Но почему-то она этого не сделала, замерев в том же положении, взволнованно регистрируя ощущения чувственных и настырных возбуждающих прикосновений, чувствуя, как наливается приятной теплотой пульсирующая промежность. Движения крепких пальцев становились все более безжалостными. Вот уже второй сосок сладко заныл от напористого пощипывания. Лёля закрыла глаза, затаив дыхание, а открыв их, встретилась с тяжелым, подавляющим, выжидательным взглядом бесцеремонного незнакомца. И поняла, что попалась. Быстро испуганно оглянулась на мужа. Виталик мирно посапывал в кресле. Голова его склонилась на грудь, на губах блуждала легкая улыбка. «Боже, что я делаю!» — промелькнуло в голове. Но всё было уже неважно. Этот мужик, даже не взглянув лишний раз в ее сторону, нутром лучше нее моментально понял ее жадную до ощущений, легкую на подвиги натуру. Нахальная, шершавая рука, поросшая жесткими волосками, пробралась под плед, крепко сжав ее ляжку возле промежности, затем, помедлив, проползла чуть выше. Вкрадчивые, жесткие пальцы впились в нежные складки нижних губок, спрятавшихся под тонкой тканью летнего платья и моментально намокших трусиков. Добравшись до сокровенного, мужчина тяжело задышал, раздувая ноздри. Видно было, как накрывало его возбуждением, когда он пощипывал сквозь мокрую ткань интимные складочки юной соседки. Лёля вдруг заметила внушительный бугор, распирающий тонкую ткань его летних брюк. Сосед проследил ее взгляд, властно взял ее нежную, наманикюренную ручку и, глядя ей в глаза, уверенно положил ТУДА. «Ой, какой здоровенный!» — ужаснулась и одновременно восхитилась про себя Лёля, дрожа от ужаса и возбуждения. Испуганно оглянувшись, не понимая, что делает, она несмело сжала ручкой это упругое великолепие, ротик наполнился вязкой слюной возбуждения. Мужик продолжал жестоко подрачивать ее под пледом, она закрыла глаза и ответно заработала ручкой, страстно сжимая и лаская растущий бугор в штанах. Её накрывало то ужасом осознания, то резкой, неконтролируемой похотью. На глаза наворачивались слезы, губы дрожали. А мужик, развернувшись к ней всем телом, всё терзал ее промежность и соски, заставляя сильнее впиваться пальчиками в его член, мучительно сдерживая телесные порывы и утробные стоны. Кто-то шел по проходу. Лёля отпрянула и убрала руку, тяжело дыша. То же сделал и сосед. Они сидели рядом, с трудом справляясь с колотившим их возбуждением. «Хватит!» — включила вдруг голову Лёля, дрожа и прислоняясь к Виталику. Тот улыбнулся спросонок, ласково ущипнул ее за горящую грудь, приобнимая и прижимая к себе. Сосед с перекошенным лицом, тяжело дыша, поднялся и, прикрываясь дорожным кейсом, направился по проходу в сторону туалета. Вернувшись, он остаток пути строго смотрел в окно. «Словно ничего не было» — думала Лёля, чувствуя себя неуютно и грустно. Ей хотелось скорее избавиться от этого неудобного попутчика. И в то же время она старалась не думать о бесцеремонных лапах, только что уверенно терзавших ее стонущую, податливую плоть. Она с облегчением вздохнула позже, потеряв его из виду в суете прибытия. Что с ней? Что происходит? Позапрошлая ночь словно сдвинула в ней некий тумблер. Теперь она включалась по умолчанию в вещи, ранее казавшимися ей отвратительными и глупыми. Она не понимала себя, слезы наворачивались на глаза, её колотило. Она слегка успокоилась, лишь прикорнув на грудь к ровно дышащему Виталику. ... Отель встретил их морем и пальмами за окном светлого, просторного номера с белым балконом. Едва войдя в дверь, Лёля с радостным воплем шлепнулась на просторную, накрытую шелковым покрывалом кровать и запела от счастья. Ей такое и не снилось в ее занюханном поселке. Виталик, с улыбкой, любовался ее детским весельем. Но что-то внутри все не давало ему покоя. Потихоньку лицо его стало меняться. Он подкрался к ней какой-то осторожной кошачьей походкой, упал рядом, приобнял, посмотрел в глаза. Прижался всем телом. Нежно поцеловал в губы, пощипывая грудь. Лёля моментально отозвалась, подаваясь навстречу. Виталик, глядя ей в глаза, стянул джинсы и властно сжал пальцами ее щёки: «Открывай ротик, зая!» Он был на удивление серьезен и собран, словно делал дело. Высокий и нескладный, ловко уселся к ней на лицо, сжимая ее голову коленками, нетерпеливо елозя яйцами по подбородку и пристраивая твердый горячий член в ее полуоткрытый рот. Он не отрывал изучающего взгляда от ее лица, словно ожидая увидеть что-то особенное в его выражении. Лицо выражало усталость, покорность и легкий испуг, словно Лёля не ожидала такого поворота. «Значит, это не шутка, он действительно будет теперь делать со мной все, что захочет» — заторможенно подумала Лёля. Но отчего-то ей было нормально. Она ждала. Опершись руками о постель, Виталик скользнул членом в ротик и с ходу принялся с расстановкой долбить хлюпающее горло жены. «Как куклу» — подумала Лёля, мотая головой в такт его движениям. Но, кажется, ее никто не спрашивал, и она полностью отдалась его власти, мотая головой и мыча. Её безучастное подчинение заводило его с каждой минутой всё больше. Горловые утробные звуки отзывались в нем новыми приливами возбуждения. Виталик зажмурился. Ему хотелось затронуть ее до самых глубин, так, чтоб запомнилось на всю жизнь. Чтоб ни минуты не могла она без него, чувствовала себя подчиненной, удовлетворенной, тревожной и счастливой. Хлюпанье в горле, заглушенные долбежкой стоны, стекающая по щекам обильная слюна и, наконец, последний оргазменный рывок — и Виталик, извиваясь, со стоном излился, прижимаясь со всей силы бёдрами к ее лицу, впихивая яички вслед за членом в переполненный слюной и спермой сладкий, трепещущий рот. Лёля конвульсивно дернулась под ним, хрипя и пытаясь освободиться. Вдоволь насладившись ее героическими бесполдными усилиями, он отлип от нее, дав возможность прокашляться, задыхаясь и отплевываясь. Теперь она сидела на постели. в застегнутом наглухо дорожном платье, со слипшимися волосами и «стертым» лицом, размазывая обильную сперму по губам и щекам, всхлипывая и кашляя, возбужденная, смущенная, но странно довольная. «Уууу, какая ж ты сладкая! Моя шлюшка! Отдыхай!» — удовлетворенно потрепал ее по щеке Виталик и вразвалочку поскакал в ванную. «Кажется, нам пора подкрепиться! — сообщил он, выходя из душа свежим, легким и подтянутым. — Пойдём-ка в ресторан отеля!» Лёля, прихватив косметичку, направилась было в ванну, но Виталик, ехидно улыбаясь, остановил ее: «Нет, моя дорогая, ты пойдешь так! Мне нравится твое лицо!» Лицо было и впрямь примечательным: все в неровных красных пятнах, с растекшейся под глазами тушью и размазанной вокруг припухших губ помадой. Следы засохшей спермы стягивали щеки и подбородок, некоторые попали на платье и высохли желтыми каплями. Растрепанные волосы слиплись за ушами. У нее был вид не спавшей ночь использованной шлюхи. Но Виталик, казалось, был очень доволен зрелищем. Лёля заревела и замотала головой. Она ожидала, что это окажется нехорошей шуткой, Виталик сейчас рассмеется и отпустит ее умыться и переодеться. Но он только спокойно смотрел на нее, ожидая конца истерики. «Честно говоря, — сообщил он, наконец, — такой, зарёванной, ты мне нравишься еще больше. Хотя бы сейчас ты настоящая. Пойдем-ка». Он тыльной стороной ладони слегка вытер ее слезы и сопли и, взяв под локоть, повел в ресторан. Лёля постаралась успокоиться и придать лицу независимое выражение. Получалось плоховато, и когда они вошли в ресторан, ей показалось, что все посетители повернулись в ее сторону с одним и тем же осуждающим и пренебрежительным выражением на лицах. Веселый Виталик под локоток усадил ее за столик и вежливо заказал обед. Лёля лишь помотала головой и тихо попросила кофе. Но пить его не могла. Все плыло как в тумане, дымящаяся чашка была где-то далеко, по матовой поверхности напитка расходились маленькие круги. Лёля поняла, что это капают ее слёзы. Она была последним человеком вэтом обществе благодушных, ухоженных отдыхающих, выставленной напоказ, неприличной женщиной, достойной презрения и безразличия. Слёзы текли по лицу, а в промежности меж тем свербело странное ощущение. Виталик был таким веселым и непринужденным. Он что-то об этом знал. Вдруг Лёля почувствовала на себе изучающий взгляд и, утирая щёки тыльной стороной ладони, испуганно подняла глаза. Напротив нее, за соседним столиком, заинтересованно раздевая ее взглядом, тянул алкоголь из рюмки мужик из самолёта. Меньше всего она ожидала его увидеть в эту минуту. Взгляд ее стал растерянным, лицо вспыхнуло, а по его лицу пробежала понимающая ухмылка. Он ощупывал ее липким взглядом и чуть заметно, едко усмехался. Опуская глаза, Лёля с ужасом и ненавистью поняла, что противно возбуждается. Словно в унисон, Виталик под столом страстно сжал ее бедро. В промежности запульсировало. Она сжала его руку коленками. Захотелось немедленной разрядки. Она откровенно взглянула на Виталика. Но тот словно не заметил ее ищущего взгляда и подозвал счет. «А сейчас мы идем гулять!» — радостно заявил он, словно не замечая ее недовольства и растерянности. Всё так же, под локоток, вытащил из ресторана и неспешно повел по дорожкам отеля. Народу было много. Она снова вынужденна была против своей воли демонстрировать встречным откровенные следы грязного разврата на своем лице. Отдыхающие пристально вглядывались в странную парочку: улыбающегося, довольного жизнью мужчину и заторможенную дамочку со перепачканным лицом. Женщины тихо хихикали, миновав их, мужчины пристально оборачивались, словно пытаясь для себя сделать какие-то однозначные выводы на ее счет. написано для Послеполуденное солнце нещадно палило даже сквозь легкую ткань длинного платья. Рубцы на теле горели, ноги заплетались, сказалась усталость от последних дней и перелета. «Виталик, я в номер хочу! — прошептала она, прижимаясь к нему. Не могу тут больше!» Виталик ласково обернулся к ней и вдруг легко подхватил на руки, целуя в губы. «Девочка моя! Устала?» — нежно и напористо спросил он, изо всех сил прижимая ее к груди. Она уткнулась носом в его плечо, вдыхая уже привычный запах туалетной воды, которую сама же подарила ему перед свадьбой. «Виталик, родной!» — пронеслось в голове. Она тихо простонала ему в ключицу теплым дыханием, почувствовав, как отозвался этот жест в нем приливом нежности. Он внес ее в отель на руках. И снова все смотрели на них, и она чувствовала себя самой счастливой, самой любимой... Войдя в номер и едва закрыв за собой дверь, Виталик прижался к ней со спины, с силой вжимая свой пах в нежные упругие ягодицы. Эрекция была нешуточная, Лёля сразу это поняла, хотя, от жары и усталости почти ничего не соображала. «Сейчас будут ебать» — прозвенел в мозгу сигнал. Она даже уже и не знала, хочет ли этого или только упасть и провалиться в забытье. Виталик судорожно стаскивал с нее платье, пощипывая грудь и клитор. Нежно завалил ее на кровать, страстно целуя в рот, и с наслаждением присосался к упругим соскам, которые через пару минут возбужденно торчали, покрытые пупырышками. Едва ощутимыми прикосновениями языка начал бережно вылизывать розовеющие полосы на теле. Лёля тихо застонала от удовольствия. Эти влажные прикосновения дарили прохладу и облегчение горящей коже. На глаза навернулись слезы. Ей было хорошо. Но постепенно его засосы становились все более жесткими и страстными, он впивался ртом в горящие следы, вызывая жгучую боль, покусывал и пощипывал розовеющие полосы, одновременно просовывая пальцы во влагалище и дразня клитор. Лёля взвизгнула. Особенно болели бока и горели ляжки. На нежной коже внутренней стороны левого бедра, в самом интимном месте, алел маленький шрамик в виде звездочки, выбитый пряжкой ремня при экзекуции. «На память останется! — почему-то с удовлетворением подумал Виталик, присасываясь к нему. — Как клеймо. Навсегда!» Он с силой сжал в объятиях стонущую жену, и та снова взвизгнула от жгучей боли — распаренные жарой и страстью рубцы под его напором отдались звонкой, колкой резью. Виталик же безостановочно зверел. Он грубо перевернул Лёлю на живот и навалился сверху всей тяжестью жесткого, угловатого тела, задыхаясь и пристраивая горячий член между ее ляжек. Лёля завыла от боли, задергалась, пытаясь вырваться, стараясь приподнять бедра, чтоб оторвать горящий живот от постели. С силой раздвинув ее ноги, Виталик быстро задвинул член в мокрую пизденку и сладко выдохнул. Жестко зафиксировал ее бедра. Лёля делала все сама — дергалась, билась, бешено двигала бедрами, вскрикивала и стонала, доставляя ему особенное удовольствие. Кажется, она и сама уже не понимала, страдает она или наслаждается в его жестких объятиях. Постепенно ее стоны становились все менее визгливыми и страдальческими, все более страстными и глубокими. Виталик крепко держал ее за приподнятые бедра, легко двигаясь в ней с закрытыми от наслаждения глазами. Боль больше не вспыхивала локальными искрами по телу, ее поглотила горячая сладкая волна кайфа. Лёля выгнулась назад, подаваясь навстречу ритмично шлепающим яйцам, растаяв в безбрежном океане удовольствия. Прозрачная смазка мокрой дорожкой стекала по ногам. Дыхание Виталика над ухом было хриплым и жестким. Он остановился, вышел из ее растрепанной, текущей пизденки, торопливыми пальцами раздвинул белые булочки ягодиц и стал медленно впихивать мокрую, разбухшую головку в плотные мышцы сжавшегося ануса. Лёля восприняла это как должное. Она вся была сплошная страсть и желание. Стерлись запреты, страхи, напряжение, боль. Она была женой своего мужа, его полностью безраздельной вещью. Она хотела только одного: чтоб ее трахали — как и сколько угодно. Горячий жесткий член, втиснувшись в напряженную плоть, медленными, настырными толчками начал выталкивать из нее стоны удовольствия. На этот раз Виталик никуда не торопился. Он хотел каждой клеточкой ощутить гладкие, крепкие мышцы ануса, напряженно сжимающие его орган, словно пытаясь вытолкнуть его назад. Он трахал Лёлину попку резкими, короткими толчками, внимательно прислушиваясь к ее реакции. Сначала это были мучительные короткие вскрики, постепенно сменившиеся глубокими, протяжными стонами. Попка становилась все более мягкой, горячей и податливой, она перестала пытаться отторгнуть член, дарящий ей мучительное наслаждение. Её мышцы теперь упруго и ласково сжимали его, словно затягивая в себя. Виталик навалился на нее всем телом, полностью растворившись в своих ощущениях. Его тело жило уже своей жизнью, и он просто следовал за ним, добывая новые порции кайфа. Вот, кажется, жену разобрало окончательно. Она уткнулась лицом в подушку, вцепившись зубами в ее край, чтобы заглушить животный вой горячего удовольствия, безвольно тяжелея под ним распластанным, податливым телом. Хищник, нагнавший свою жертву, Виталик жесткой рукой вцепился в ее загривок и погнал процесс к конечному пункту. Теперь никуда не денется ее попка, его радость. Быстро двигая бедрами, он вбил последние удары в дрожащие белые ягодицы, впечатываясь яичками в хлюпающий сок ее промежности. Мышцы поджались и член, дергаясь, стал выстреливать в с трудом растраханную попку. Громкий мужской стон отозвался в звонкой пустоте номера, смешавшись с подвываниями оттраханной женщины. Виталик и не знал раньше, что бывает так хорошо не столько от феерических ощущений, сколько от осознания того, что так теперь будет всегда, стоит ему захотеть. Он повернул к себе Лёлю, прижимаясь к ней всем телом и благодарно целуя в трепещущие губы, стал покрывать засосами все ее тело, впился губами в набухший клитор и, присосавшись, напористо заработал языком, за две минуты доведя ее до разрядки. Оргазм был бурным, почти болезненным. Лёля изо всех сил вжала свои пульсирующие складки в лицо Виталика, схватив его за голову. Он подгонял ее судороги быстрым, трепетным языком, слегка покусывая чувствительные места. Когда закончились протяжные стоны и вздрагивание жены, Виталик подтянулся к ней и поцеловал ее в губы пропитаннымв ёё выделениями мокрым ртом. Завернул мелко всхлипывающую в его ключицу жену в одеяло, по-хозяйски забросив ногу на нежное бедро, обнял ее, закрывая глаза. Кажется, жизнь удалась. С этой мыслью он провалился в сладкое забытье. Электронная Библиотека Порна Сайт (Рассказы для Взрослых 18+)